— Интересно, есть ли разница в ощущениях после ширэ (yагар, остающийся в трубке после курения опиума и многократно переваренный) и других наркотиков? — спросила Лида, обращаясь к Сергееву.
Но тот не успел ответить. Его опять опередил Ходжа Али.
— Расскажу одну историю, и вы будете знать, — сказал он.
— Три друга зашли в чайхану, и каждый угостился тем, к чему имел пристрастие. Один выпил водки, другой накурился гашиша, а третий — ширэ. Вышли они из чайной поздно ночью. Время было зимнее, завывал холодный ветер. Друзья решили переночевать у того, который жил поближе. Дойдя до его дома, гуляки долго стучались, но их никто не услышал. Тогда пивший водку хотел разломать калитку.
— Зачем это делать, — остановил его куривший гашиш и, показав на щель в двери, через которую едва просунешь палец, сказал: — Мы отлично пролезем через это отверстие, ведь наши тела стали такими эластичными.
— Зря болтаете, — заметил накурившийся ширэ. — Что делать в доме, — превосходно проведем время и здесь. Смотрите, в каком мы прекрасном саду, сколько кругом цветов, солнца.
Сижу дома, пью пиво, смотрю фильм с Брюсом Виллисом, никого не трогаю. Звонок в дверь: милиционеры набирают понятых. Встаю, иду с ними к соседям. На полу кухни лежит труп. Это соседка убила мужа топором. Кто-то типа участкового, который давно в курсе, что муж-алкоголик бил смертным боем эту тетку и она не раз в больничку попадала, ей подсказывает:
— Ну, ты ведь убивать не хотела? Не убивала ведь ты? топор сам упал со шкафа, да? Тетка с невидящим взглядом сидит на табуретке, уставившись в пространство. Милиционеры устало курят. Тут труп начинает шевелиться и пытаться встать - оказывается, не умер он. Открывает глаза. Тетка встает с табуретки, выдергивает из мужа топор, замахивается, и еще раз бьет его по голове, теперь уже убивая окончательно. Потом садится обратно на табуретку. Милиционеры переглядываются, и один спрашивает меня дрожащим голосом: — Мужик, водка есть?
Дед моего деда служил в царском конвое. Тут я привожу историю, которую я вчера пыталась рассказать leit 'у, но по причине присущего мне косноязычия не рассказала. Да, впрочем, воспроизвести это я и не смогла бы. Итак, история о том, как гильдейский купец-казачина Никита Фоменко, или, как он сам себя величал – Мыкыта Хвомэнко с Кубани приехал в Санкт-Петербург (год примерно 1905-й) и повел своих родственников, служивших в конвое, обедать:
"Покалякав с земляками, дядько Мыкыта отпросил племянника и его двух ближайших друзей-станичников отобедать с ним «в номерах». – Гулять будэмо дома, – говорил Мыкыта, – в чужом краю ударяця в загул непотрибно и гришно… А посыдить зэмлякам за столом-обидом нэприминно трэба...
И это был «крепкий» обед, о нем дед Игнат с удовольствием вспоминал всю «остатнюю» жизнь.
У самой гостиницы крутился красномордый полицейский чин – дядько сунул ему серебряную монетку, и тот с готовностью взял под козырек. Лишь только вошли они в здание, как к «гильдейскому купцу» подлетел, словно на крылышках, служитель и подобострастно вопросил дядьку Мыкыту, чего он соизволил бы пожелать. – Обид, – коротко бросил тот. – Из дванадцати кушаний на чотыри пэрсоны, – он кивнул на своих гостей. – Но до того… чотыри тазка, зосим салахвэтив и… раз-два… гм… и шестнадцять бутылок… того, як його… шампаньского… Про остальнэ скажу потом… – Нам шампаньского нэ трэба, – хотел было остановить его племянник, – мы нэ звычни… – Знаю, – нетерпеливо отмахнулся дядько. – Пыть будэмо горилку, або щэ шо, а як есть горилка, то и в аду нэ жарко… А цэ – для другого… Пишлы! И не успели наши казачки-мужички войти в номер, как на столе засверкали высоченные бутылки.( Collapse )
