Шакко: об искусстве

В Оружейной палате открылась выставка к юбилею победы над Наполеоном. Знаковое для всей России событие — оккупация Кремля, показано просто как трудный эпизод музейной жизни.

Виды взорванных кремлевских башен, британский орден Подвязки царя Александра, а также часы, по которым был отдан приказ о поджоге Москвы... На выставку «Кремль в 1812 году. Война и мир» музей из своих фондов достал экспонаты, связанные, пожалуй, с самым драматичным эпизодом его истории. Как музей «Оружейная палата», оказывается, была основана всего за 6 лет до французского вторжения. Основатель, Александр I, заботливо опекал ее из Петербурга, назначив непосредственным начальником чиновника екатерининского двора Петра Валуева. Выбор оказался мудрым. Пока Кутузов разводил китайские церемонии, заманивая La Grande Armée под Бородино, а московский генерал-губернатор Ростопчин в своих прокламациях  в жанре «ни шагу назад», клялся, что столице ничего не угрожает, Валуев деловито запасался деревянными ящиками, обозами и охраной. Паковались в строжайшей тайне: музейных работников не выпускали домой ни то что пообедать, но даже попрощаться. Он успел вывезти сокровища из Москвы по Рязанскому тракту, пока Наполеон входил в нее по Можайскому. Телеги «с военной амуницией» под надежным караулом прибыли в Нижний Новгород, где их заперли на семь замков.

Карманные часы. Принадлежали адъютанту генерал-губернатора Москвы Ростопчина, поручику В.А.Обрескову. По семейному преданию (которое описано во вложенной под циферблат записке), по ним был отдан приказ о поджоге.( Collapse )

Подземный переход сегодня, в виде исключения, исполнил мне не Кинчева пропитыми юношескими голосами, и не Арбенину - девичьими, а скрипичный концерт Бетховена ре-мажор, за что я пожертвовала его гремлинам, на сей раз принявшим облик немытых мужской и женской человеческих особей со скрипками в руках, пригоршню звонких монеток.

невеста с плохо выбритыми подмышками

Оригинал взят у hitrovka</lj> в Вопреки воровству отстоим Москву.

Новорожденная гостиница Москва, значить, в нижних этажах совсем не гостиница, а очередной торговый центр. Вход со стороны Манежки закрыт-перегорожен. Прокрасться внутрь можно с ул. Охотный ряд, через "Старбакс", который сквозной, либо же с Театральной площади. Внутри - клонированный интерьер: бутики, сияющие стеклом эскалаторы. Народу никого (никто дороги, наверно, не знает), продавцы скучают, ценники и лейблы поблескивают. Зеркальный гранит повсюду.

Я-то зашла, по своей обычной прозаической причине - на выставку.
Вскоре, если вы не осознали сего ужаса, нам предстоит очередной блокбастер по Акунину, с Федей Бондарчуком в главной роли. (Весна 1941 года. Комиссариат Госбезопасности занят поисками лучшего агента абверовской разведки Вассера. Офицер НКВД, опытный разведчик и циничный сердцеед Октябрьский (Бондарчук) находит себе напарника — молодого и впервые влюбленного боксера Егора Дорина (Козловский).
Под это дело кинокомпания соорудила в фойе ТЦ "Москвы" выставочку "Эпоха светлого завтра". Пресс-релиз очень красивый, что-то из этого действительно есть: тир, старые телефоны и рации, множество плакатов, фоточки, архитектурные голограммы (с панорамы Москвы то исчезают, то появляются здания и памятники), плакатные голограммы, голая задница девушки с веслом, манекены в НКВД-шных костюмах и так далее.

В общем, 15-20 минут провести там с любопытством можно. Будете в центре - загляните. Тем более, что вход на промо-выставку бесплатный. Ну, если не считать, что пройти сквозь Старбакс и не пожертвовать полторы сотни американским капиталистам - невозможно.

в обычных гастрономах Москвы появились замороженые осетровые молоки.
это амброзия.
рекомендую.

На морозе, заполночь, у кирпичной стены дореволюционного лабаза, в свете неона два дрожащих негра торгуют в подъезжающие машины не скажу чем.
Мы сидим в тепле, пьем "Киликию" лагер с необыкновенно вонючим омулем в газетке и ждем, когда Кличко явится в ринг.
Продавщица в магазине жалуется коллеге, что её мужчина работает сутки через трое охранником за двадцать две, и все деньги переводит на родину, а она хочет любви.
Весна на носу.

Начальница отдела из "Домстроя" рассказывает о своей поездке в Англию:

- Есть теперь такое слово - "понауехавшие". Это вот про тех, кто там обосновался насовсем. И вот сижу я, значит, за столом в ресторане с несколькими такими понауехавшими. И понимаю, что я - единственный человек из них, кто не находится в федеральном розыске.

Стоматологи ведут себя трогательно, как котятки, если им сказать, что возвращаешься к ним с радостью и вспоминаешь с удовольствием. Величественный дядя лет шестидесяти, похожий на Дж. Эрл Джонса окружностью и баритоном, расплывается в неумелой улыбке, краснеет, как очкастая староста курса, которой сказали, что на ней премиленькое платьице, мямлит непривычные слова благодарности, будто под заморозкой не я, а он.

Девочки-продавщицы вот уже в шестом фирменный магазине косметики не знают значения слова "изумрудный" применительно к зеленому цвету.

Ресторан "Мама Тао" на Пятницкой очень хороший.
_______________________________

Заметила за собой, что применяю прилагательные-категории возраста как слова-заменители таких человеческих определений, как:
- кретин, идиот, придурок, недотепа неграмотный, невоспитанный, вульгарный
- приятный человек нашего с тобой круга, с которым легко найти общий язык
- мудрый человек, нашедший свое место в жизни, у которого есть чему поучиться, взять пример.

Возможно, это связано с моею невероятной ленью и тем, что слова "молодежь" или "ровесник" намного короче. Но втайне подозреваю за собою и возрастной шовинизм с подсознательным одобрением геронтократии.

Ханты-Мансийск. Пресс-тур. Минус тридцать три. Небритые похмельные журналисты в термобелье и мятых пуховиках. Зал ожидания аэропорта.
Один москвич, журналист, почему-то с диссертацией по периодике футуристов, с мутным от вчерашнего йегермайстера под строганину с муксуном взором, томно цепляется языком с немолодым солидным фотографом из Петрозаводска.

Они начинают говорить о:
- петроглифах вокруг Белого моря
- рунических камнях Скандинавии
- чьей-то жене-художнице, которая сидит в Карелии и делает иллюстрации к "Калевале"
- и о православном святом конунге Олафе.

Рядом все время сидит журналист душа-компании, лысый, с бородкой колечком (они часто встречаются, люди такого типа, и всегда одинаковы). Слушает-слушает, неудоменно встряхивает головой, как щенок, которому вода попала в ухо.
Потом встает, произносит испуганно: "Что-то, братцы, у меня голова сегодня болит". И уходит прочь, в подрагивающий свет аэропортовых ламп зала ожидания.