Судороги самопиара в античном стиле в средневековой Италии: shakko.ru

Принято как-то думать, что Средневековье -- все такое тёмное-тёмное, как подвал с гнилой картошкой, и косное, шо мой позвоночник после суток в офисном кресле. Однако, если начать изучать историю внимательней, окажется, что все гораздо сложнее и интересней.

Продолжаю рассказ о том, как после тьмы Средневековья профильные портреты возвратились на монеты и медали. Сегодня вы узнаете о кесаре в смешной шляпе, самопиаре, мании величия, золоте и монетоподобных предметах с целью пропаганды. Оказывается, за долгие века (и чем ближе к Ренессансу, тем чаще) у королей и герцогов вспыхивали всполохи попыток самопиара и пропаганды. Причем именно с помощью такой волшебной штуки, как профиль.

(Предыдущий выпуск, в котором я рассказывала о самой первой монете и ее прорывном изобретении -- тут, остальные выпуски по тэгу "профиль".)

Итак, официально первой портретной медалью в Новое время является изображение византийского императора Иоанна VIII Палеолога, выполненное Пизанелло в 1438 году.

Это был предпоследний император Византии. В 1437 году вместе с Константинопольским патриархом и делегацией архиереев император отправился в Италию и провёл там более двух лет, поразив воображение художников. В первую очередь очевидно своей шляпой.

Фрагмент фрески Пьеро делла Франческа (1452-1466)

Пизанелло внимательно наблюдал за византийцем и его странной пышной свитой, зарисовывал (сохранился рисунок в профиль, с той же шляпой). Итогом его размышлений стала портретная медаль, которую приподнесли императору в качестве памятного подарка.

Возможно, на создание этого прорывного дизайна Пизанелло вдохновило то, что моделью его был настоящий, реальный император. То есть человек в той должности, которая вела непрерывную линию преемственности от римских императоров с эталонных монет, которые Пизанелло конечно в руках держал.

При этом говорить, что Пизанелло железно первый стоит лишь для удобства запоминания.
Если мы начнем углубляться в частности, то увидим, что предшественники у него были.

Монету Пандольфо III Малатеста 1420-х годов с лицом Зевса мы видели в прошлом выпуске.
Когда я начала рыть глубже, оказалось, что это еще не все, и экземпляры появлялись еще раньше.

***

Роль личности в истории очень важна, если у личности есть власть. Очень много для искусства сделал император Фридрих II Гогенштауфен, живший в XIII веке и предпочитавший, несмотря на владение Священной Римской империей, свое королевство в Южной Италии. Считается, что то, что он вдохновлял делать при своем дворе, стало одним из нескольких ключевых компонентов будущего Ренессанса. В частности, Фридрих, прямо подражая античным правителям, заказывал собственные скульптурные портреты, изображения придворных, примером для которых служили античные бюсты. Для XIII века -- это невероятно прогрессивно!

Портрет Фридриха II

В своем целенаправленном коллекционировании античных произведений он, конечно, не мог пропустить и монеты с медалями. Вылилось это в то, что Фридрих, посреди царившего вокруг на аверсах и реверсах схематизма и символизма, внезапно начал чеканить собственный золотой "августал" (аналог римского ауреуса).

И мы видим, что встав на пути антикизации, воспевания древних римлян и уподобления себя им, монарх не может избегнуть такого важного атрибута, как изображения себя именно в профиль. О реализме тут говорить еще рановато, все упрощено, как на позднеримских и ранневизантийских монетах, но попытка, старание изобразить именно человека, а не символ человека -- несомненно присутствуют. Здесь не важно, что имели в качестве образца медальеры, греческое или римское -- их технического мастерства пока хватало только на то, чтобы имитировать только тему изображения, а не стилистику целиком.

Чеканились в 1231-1250 гг.

Изобразительное искусство при Фридрихе, напомню, было вот на таком уровне "реализма".

Портрет императора в миниатюре

Но дальнейшего развития эта традиция не получила: быть может, унаследуй императорский престол Фридриха сын, он бы продолжил традицию отца. Но династия пресеклась, на престол спустя неск. десятилетий бардака взошел совершенно посторонний гражданин Генрих VII, который все это безобразие и бездуховность резко пресек.
Его монеты будут выглядеть традиционно, по-христиански.

UPD из комментов от v_st:
Вот еще два более ранних примера, как монархи с очень большим ощущением собственной величия.

[Картинки]
Денье Карла Великого (748 — 814)

Монеты англо-саксонского короля Этельреда, подражающая монете императора Проба
(Кстати, в тогда же X-XI веке ряд англосаксонских королей титуловали себя "императорами" и "басилевсами". Правда, исключительно для внутреннего употребления.)

***

Новатор-ретроград император Фридрих II умер в 1250 году.
Прошло еще сто лет.
И вот наступает следующий шаг эволюции.

В книге "Padua and Venice: Transcultural Exchange in the Early Modern Age" (2017) ученые Brigit Blass-Simmen, Stefan Weppelmann пишут про начало Ренессанса:

"Античные монеты привлекали изучавших античность по той причине, что их сохранилось крайне много. Началась реальная "нумизмания": люди собирали древние монеты и воображали поступки и достижения римских императоров, вдохновляясь их профильными портретами. Одним из тех центров, где рано заинтересовались этой древней формой в очередной раз оказалась Падуя, трансформировав ее в духе искусства раннего современного периода.

Уже Петрарка советовал Карлу IV в Мантуе в декабре 1354 года, когда тот приезжал в Италию чтобы короноваться императором, чтобы тот изобразил себя на монетах так, как это делали древние императоры, в особености Юлий Цезарь, которым Карл восхищался (сохранился рассказ Петрарки об этой встрече в письме к другу, см.: Rerum Familiarium Libri, XIX.3,14-15).

[Текст Петрарки, латинский язык.]
Mediolano autem digressus, quarta luce, imo vero quartis seu certe continuis tenebris, Mantuam veni, ubi ab illo nostrorum cesarum successore plusquam familiaritate cesarea et plusquam imperatoria lenitate susceptus sum; et ut comunia pretermittam, aliquando soli ambo ab initio prime facis ad noctis silentium intempeste colloquendo et confabulando pervenimus; in summa nichil illius principis maiestate suavius, nichil humanius: hoc unum scito; de reliquis, quoniam, ut ait Satyricus, Fronti nulla fides est, nondum diffinitive pronuntio. Expectabimus, quantusque sit Cesar, non verba non vultum, ne fallamur, sed actus hominis atque exitum consulemus.

Quod ipse sibi non tacui; dum enim ad id forte mecum sermo cesareus descendisset, ut aliqua sibi de opusculis meis exposceret atque in primis librum cui De viris illustribus nomen dedi, illum inexpletum esse respondi et temporis atque otii egentem; dumque ille pacisci vellet in posterum, occurri libertate illa mea qua cum maioribus magis uti propositum est, quam michi quidem contulit natura, auxit vero vicina iam senectus, in immensum auctura cum venerit, et «Ita», inquam, «id tibi promissum credito, si tibi virtus affuerit, vita michi».

Mirantique et dicti causam requirenti: «Quod ad me» inquam, «attinet, tanto operi iustum vite spatium debetur; egre enim magna in angustiis explicantur. Quod autem ad te, Cesar, ita demum hoc te munere et eius libri titulo dignum scito, si non fulgore nominis tantum aut inani dyademate, sed rebus gestis et virtute animi illustribus te te viris ascripseris et sic vixeris ut cum veteres legeris, tu legaris a posteris».

Quod dictum serenis oculorum radiis et auguste frontis leto probavit assensu. Itaque peroportunum aggredi visum est quod iandudum facere meditabar; sumpta igitur ex verbis occasione, aliquot sibi aureas argenteasque nostrorum principum effigies minutissimis ac veteribus literis inscriptas, quas in delitiis habebam, dono dedi, in quibus et Augusti Cesaris vultus erat pene spirans.

«Et ecce» inquam, «Cesar, quibus successisti; ecce quos imitari studeas et mirari, ad quorum formulam atque imaginem te componas, quos preter te unum nulli hominum daturus eram. Tua me movit autoritas; licet enim horum mores et nomina, horum ego res gestas norim, tuum est non modo nosse sed sequi; tibi itaque debebantur». Sub hec singulorum vite summam multa brevitate perstringens, quos potui ad virtutem atque ad imitandi studium aculeos verbis immiscui; quibus ille vehementer exhilaratus, nec ullum gratius accepisse munusculum visus est.

Петрарка, пишут исследователи, вдохновлялся в этом совете описанием Светонием того, как сам Цезарь был впечатлен, в свою очередь, монетами Александра Македонского (но я не нашла в тексте Светония такого куска, есть только про то, как Цезарь плакал при виде статуи его от зависти).

Петрарка проиллюстрировал свой совет старинными монетами, которые он присоединил к своему совету в качестве дара. Поскольку для Ренессанса написанное, высказанное гуманистами словами было крайне важно (они были литературоцентричней даже нас), это высказывание Петрарки очень важно для складывания идеологии портретной медали-монеты. (См. также 'Petrarch and portraits', in The Image of the Individual: Portraits in the Renaissance, ed. Nicholas Mann and Luke Syson, (London 1998), 15-21; и еще о его дарениях монет другим тут).

Печать (1390) и монета (после 1355) императора Карла IV, который совету Петрарки не последовал

Судя по всему, это намечалась такая ренессансная гуманистическая традиция учить могущественных, но диких немцев. Когда сын этого непослушавшегося совета Петрарки, следующий император Сигизмунд, в свою очередь, приехал в Италию, его встретила делегация. В частности, между 8 июля 1432 и апрелем 1433 года гуманист Кириак Анконский "преподнес Сигизмунду экземпляр хорошего императора, который стоил того, чтобы ему подражать - он преподнес ему великолепную золотую монету императора Траяна, напомнив при этом, что Траян придал особый блеск Анконе - родине дарителя" (источник).

***

Петрарка не был одинок в своем восхищении старыми монетами. Мы знаем, что в Венеции уже в 14 веке существовал самый важный рынок торговли греческими и римскими памятниками (см. Michele Asolati. Francesco Petrarca und seine numismatische Sammlung, 2002). Также, как сообщает Sylvia Volz (в неопубликованной лекции Padua, Cradle of the Renaissance medal. The 1390 portrait medals of Francesco II da Carrara Novello), в 1390 году Франческо II да Каррара заказал монетоподобные предметы, изображающие себя и своего отца, чтобы включить себя (прямо по Петрарке) в линию преемствености римских императоров, с одной стороны, и правителей родной Падуи, где угнездилась династия -- с другой.

Вольц показала, что три года спустя каррарские медали получили своего рода преемника в Венеции, в т.н. "Sesto medals" (1393 и 1417). Каррарские и венецианские медали были небольшими работами в технике рельефа, сходными с монетами по форме, но не использовавшимися в качестве дензнаков. Если падуанские медали служили к самопрославлению Каррара после того, как они получили территории, медали, изготовленные венецианскими братьями Лоренцо и Марко Сесто, которые не изображали какого-либо нынеживущего правителя. не имели политических коннотаций и были просто образцами художественной техники чеканки. Почти полвека должно было пройти, прежде чем Пизанелло, возможно, в Ферраре, станет основателем традиции настоящей портретной медали".

***

Давайте же взглянем на упомянутые исследователями произведения. Кто именно их автор, неизвестно, но в те годы в Падуе работал мастер-монах frate Antonio Bresciano (т.е. из Брешии, где в 1420-е свою монету создаст Пандольфо).

Франческо I да Каррара (Старый), 1386. BM

Здесь отчетливо видна ориентация на реалистическую римскую работу, а не идеализирующую эллинистическую. Профили отца и сына имеют четкие портретные характеристики, оба не красавцы, но приметны и друг от друга отличаются. В отличие от августалов императора Фридриха II 1230-1250-х годов, падуанские мастера полтора века спустя уже имеют и глаз, и руки, для того, чтобы копировать не только тему, но и сам суровый, лаконичный римский стиль.

Франческо II да Каррара (Молодой), 1390

Возможно и тут, что толчком идеи стало сходство монарха с Отоном или Вителлием. Тем более удобно, что этнический тип по идее тот же (да и Тони Сопрано / Джеймс Гандольфини вполне бы сгодился в качестве натурщика для "псевдоримских" монет).

Монета императора Тита, 90 г. н.э., для сравнения, как изображали холериков-пикников в Риме

Однако собственно сходство тут не главное: важна идеология. Свидетельством этому будет то, что серия изображений синьоров да Каррара позже будет продолжена, причем с углублением во тьму веков, с созданием вымышленного облика средневековых предков. (Также изображения этих двух Франческо будут повторены в середине 16 века в похожем дизайне. Также из той же Падуи происходит серия "закладных медалей" того же времени (без портретов), найденные в зданиях на бывших падуанских территориях).

Таким образом, очевиден примат идеологического в этой затее -- воспевание собственной династии и ее могущества силами этого древнего жанра, ассоциирующегося с властью.

(Я не очень знаю, для кого я пишу этот цикл материалов, и вообще осилил ли кто-нибудь весь десяток его выпусков целиком. Однако я получаю очень большое удовольствие, делая это искусствоведческое расследование о генезисе профиля. И точно знаю, что кто его осилит вслед за мной и поймет идеи -- станет разбираться в законах истории искусства намного лучше).

Давайте для полноты развития взглянем, на каком уровне было мастерство ювелиров и других мастеров по металлу 1390-х годов. Знаменитые восточные "Райские врата" флорентийского баптистерия Лоренцо Гиберти будут созданы только в 1425-52 гг. Что же умеют в конце 14 века? А уже очень много! И давно. Вот, для примера, южные двери того же баптистерия, сделанные аж в 1329-36 годах Андреа Пизано. Готика в пластике фигур еще ощущается. Зато посмотрите, какая виртуозная работа с фактурами -- как изображена парча на алтаре, речные волны.

А вот 1390-е, правда, Франция.
Реликварий Тернового венца, сделанный для герцога Беррийского. (Шикарная вещь, фотки тут).

Створки в закрытом виде.

***

Другие упомянутые учеными предтечи -- т.н. "Sesto medals" (1393 и 1417), изготовленные венецианскими братьями Лоренцо и Марко Сесто. Про них нашлась статья, озаглавленная "Самые ранние известные медальеры: братья Сесто из Венеции". Как мы теперь, грамотные, знаем, это может быть справедливо лишь в том смысле, что это "самые ранние известные по имени, от которых сохранились конкретные опознаваемые памятники". Ибо и памятники есть раньше, и задокументированные имена.

Творчество братьев иллюстрирует совершенно нормальную стадию развития мастерства: копирование, имитация, подражание.

Лоренцо Сесто. "Гальба" (1393). SMB, inv. 18232223 (единственный экземпляр). Подписано именем автора

Во флорентийском музее Баргелло есть медаль работы Марко Сесто (1393), на которой изображен некий римский император (на обороте женщина с символом Венеции и колесом). Автор подписал свое имя на ней, очевидно, с гордостью. Обе медали, сделанные братьями Сесто -- это, кстати, один из самых ранних примеров изображения олицетворения города Венеция в виде женской фигуры. Что тоже признак складывания иконографии власти.

Медаль работы Лоренцо демонстрирует, что он был искусней брата (Американское нумизм. общ.)

Почему в качестве образца для копирования был избран именно Гальба -- непонятно. Быть может, предполагают авторы статьи, это был единственный образец на руках у братьев. Зачем были изготовлены эти изделия -- непонятно: коллекционеры бы предпочли подлинники, а тут явные имена создателей. Быть может, это было какое-то "прослушивание" перед поступлением их на Монетный двор Венеции? Но не совпадает по датам. Оба изделия сохранились в единственном экземпляре.

До Пизанелло остается еще сорок лет.
И вот еще один предшественник, который, в отличие от предыдущих, раскопанных мною с большим трудом, все-таки вспоминают, говоря о примерах, которые могли вдохновить Пизанелло.
История тут вообще приключенческая, и вполне годится в мою другую рубрику, про арт-преступления.

Жил-да-был герцог Беррийский (1340-1416), тот самый, с "Великолепным часословом". Помимо охоты и библиофильства, он страстно увлекался и коллекционированием самых разных произведений искусства, желательно, чтобы они еще имели отношение к истории христианства (выше было фото реликвария Венца Христова, для него же).

В начале XV века он приобрел у итальянского купца Антонио Манчини две золотые медали, на которых были изображены византийские императоры Константин Великий (4 век) и Ираклий (7 век), известный тем, что привез Крест Господень. Сделка была осуществлена до 1402 года (судя по описи коллекции герцога).

"Константин" (BM)

"Ираклий" (BM)

Герцог купил их по большой цене, очень любил, разрешал копировать. Если вы откроете миниатюры 12 месяцев в "Великолепном часослове", который был начат несколько лет спустя после покупки, вы увидите, что колесница бога Солнца вверху миниатюр -- та же, на которой едет Ираклий. Жан Фуке использовал мотивы в своем "Флавии", и т.п. Даже, возможно, "Любовь небесная и Любовь земная" Тициана вдохновлена реверсом "Константина".

На медалях были очень грамотные надписи на греческом и на латыни. Герцог считал их древними, если не прижизненными.

Для сравнения: прижизненные изображения Константина и Ираклия.

В 16 веке они были изданы в гравюрах, и долго считалось, что это и есть самое достоверное изображение Ираклия, например.

К концу 17 века до кого-то дошло, что такого не может быть. И две медали объявили "подделками". Возможно, их целенаправленно сделали в Италии для того, чтобы впарить герцогу, известному охотнику за памятниками христианской истории. Недаром тут именно те два императора, которые особенно важны для реликвий Христа. Британский музей также приводит версию, что "впаривания" не было, и медали сразу были сделаны при его дворе его придворными художниками -- теми же братьями Лимбургами, или Мишеле Солмоном (Michelet Saulmon). Сейчас большинство исследователей сходятся на том, что это работы франко-фламандского круга.

В 19 веке концепция восприятия медалей поменялась, и теперь эти два предмета с почетом демонстрируются в музеях, как истинные и причем очень ранние образцы ренессансного медальерного искусства. (Подлинники в золоте не сохранились, есть только копии, причем очень ранние).

Пизанелло безусловно видел копии двух этих медалей (например, в инвентории Эсте они уже есть в 1430-е), о том, что он их видел, говорит и сходство размера и дизайна. Пизанелло будто переработал обе медали, выбрав из нее самое лучшее.

В общем, все шло к тому, что портретную медаль надо наконец обратно изобретать и популяризировать. Если уж и французы додумались...

Примерно в 1430-35 годах великий архитектор Леон Баттиста Альберти cделал свой автопортрет (это неточно, может, кто-то другой сделал его портрет). Это весьма эффектная бронзовая плакетка высотой примерно в 20 см.

Ее тоже записывают в источники вдохновения Пизанелло.

Собственно, тут возникает вопрос, а что же такого особенного, после всего оглашенного выше списка, Пизанелло и изобрел? В чем его новаторство-то и уникальность?

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ