О том, действительно ли в XIX веке верили, что на картину наложено проклятие, я писала здесь. Теперь настало поговорить о другой грани ее существования: славе и тому, откуда эта слава возникла.
Во-первых,
это действительно очень красивая картина.
Однако
Причем даже в похожей позе (она хорошо "продавалась" заказчикам).
Портрет Елены Нарышкиной, 1799
Портрет Варвары Шидловской, 1798; портрет Анны Гагариной, 1801
Что же в портрете Марии Лопухиной такого особенного, что другие портреты Боровиковского такую манию не породили, а она породила?
Вот еще какие факторы смешались в коктейль, чтобы породить славу этой картины:
Во-вторых,
правильный музей и почетное место в нём
"Место" не в смысле расположения в зале, а "значение", "отношение в иерархии".
Очень важной составляющей славы большинства шедевров является локация картины. Правильный выбор музея - помогает ее росту. Вещам в столицах с брендированием везет больше, чем региональным. Например, у Леонардо да Винчи несколько женских портретов, "Дама с горностаем" (Краков) и "Джиневра Бенчи" (Вашингтон) -- прекрасны. Но знаменитой стала именно та, которая находилась в музее музеев -- Лувре. Жаль, нельзя провести эксперимент, вернуться во времени, и заменить "Джоконду" на краковскую картину; но возможно, тогда бы на футболках и кружках повсеместно действительно печатали именно ее.
"Портрет Марии Лопухиной" -- находится в Третьяковской галерее, причем он был куплен ее основателем
И причем это была одна из первых работ Боровиковского, поступивших в его частный музей.
Сегодня "Зал Боровиковского" в Третьяковской выглядит так:
Зал набит битком. Причем это не все боровиковское, что есть в музее -- в фондах еще что-то завалялось.
А во времена Третьякова ситуация была иной. К моменту его смерти там имелось всего 11 (как пишут) работ Боровиковского. Вот я нашла каталог 1904 года, в нем 10.
Если вы пробежитесь глазами по этим наименованиям, то очевидно, что "Лопухина" -- действительно среди них звезда. А еще -- это единственный женский портрет с именем, остальные тогда были анонимусами (кроме Е2, но она не красотка).
Одним из первых "боровиковских", купленных Третьяковым, был портрет женщины в желтом шарфе, с усиками.
Речь идет об этой картине, модель которой остается неопознанной.
«Портрет неизвестной в желтой шали», 1800 (считался портретом Кутайсовой)
Согласитесь, что рядом с такой Лопухина выглядит еще более ослепительно.
Поскольку сперва Третьяковка была частным музеем, то для бытования картины в ней важно понять, как относился хозяин, как он "преподносил" картину гостям. И тут нам в помощь дочь коллекционера А. П. Боткина, которая в своих мемуарах об отце сообщает: «должна особенно указать на любовь Павла Михайловича к "старикам". К сожалению, произведений Левицкого у него было мало, не попалось ему ни одного из восхитительных женских портретов этого художника. Зато у него было несколько чудесных портретов работы Боровиковского, из которых особенно любили мы Кутайсову и Лопухину».
Но псевдо-Кутайсова легендой не стала. И дело не только в усиках, которые женщинам обычно в этом мешают.
Итак, еще есть
В-третьих,
помогла поэтизация (беллетризация, новеллизация)
Во 2-й пол. 19 века жил поэт Яков Полонский, который нам сегодня знаком, в первую очередь, романсом "Мой костер в тумане светит" и переводом из Бурдийона "Ночь смотрит тысячами глаз".
В 1885 году (или в конце 1884 года) он был в доме племянницы Марии Лопухиной, московской губернаторши, как раз накануне покупки картины Третьяковым (её датируют периодом 1885-1890 годов). Там он увидел картину и практически влюбился в нее (Полонский вообще был эскапистом и ретролюбом, см. например его стихотворение о вдове Грибоедова).
Лопухиной он посвятил такой текст:
Она давно прошла, и нет уже тех глаз
И той улыбки нет, что молча выражали
Страданье -- тень любви и мысли -- тень печали,
Но красоту ее Боровиковский спас.
Так часть души ее от нас не улетела,
И будет этот взгляд и эта прелесть тела
К ней равнодушное потомство привлекать,
Уча его любить, страдать, прощать, молчать.
Однако, хотя стихотворение было датировано январем 1885 года, публика прочла его много позже. Яков Полонский умер в 1898 году. Уже в ХХ веке "лицо, пожелавшее остаться неизвестным, через гласного С.В. Пучкова пожертвовало Третьяковской галерее стихотворение-экспромт Я.П. Полонского к портрету М.И. Лопухиной" (Дар неизвестного Третьяковской галерее // Газета "Раннее утро", 1913. 6 нояб. (24 окт.). В архиве ГТГ хранится этот листок, причем передающий Пучков в письме сообщал, что Лопухина "в замужестве была очень несчастлива и умерла в молодых годах".
Романтическая история с появившимся из ниоткуда стихотворением мертвого поэта, неправда ли?
Стихи сразу же перепечатал "Русский вестник", а поскольку как раз тогда шел Серебряный век, с его обожанием 18 века, это пришлось очень кстати. Прекрасная картинка с юной девицей и трогательные, качественные стихи теперь навсегда соединились, и портрет теперь редко когда воспроизводится или вспоминается без этого стихотворения. А такая диффузия жанров очень способствует распространению славы картины, потому что ее теперь можно не только репродуцировать картинкой, но и "цитировать" (что делают и Лотман, и Гершензон, и многие другие).
Ну а дальше, в советское время, понеслось... Тем более, что не так уж и много у нас тогда было по-настоящему красивых вещей (поэтому и вокруг "Неизвестной" Крамского тоже образовался культ).
Так что еще раз повторю: картины не выходят "шедеврами" из-под кисти художниками. "Шедеврами" в массовом сознании картины (обычно действительно превосходные по качеству) становятся в нашем массовом сознании за века "жизни" (научно говорят - бытования) в музеях, причем именно что общедоступных. И тиражная сувенирная продукция очень способствует этому бронзовению.
***
Полный список выпусков рубрики "Шедевры от А до Я"
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →