https://www.facebook.com/kashukart/posts/6348376015235285
После окончания школы, не имея твердой направленности в выборе какой-либо профессии, я находилась в полной растерянности. Поступать абы в какой-нибудь институт не хотелось. И я решила годик просто поработать и как-то определиться. Благо в этот момент моя школьная подружка пошла работать на телефонную подстанцию, чтобы поступить потом в институт связи. Ну, и я, от нечего делать, пошла в телефонистки. Первое время мне очень даже нравилось тыкать штекеры в многочисленные дырочки на панели. Чем быстрее ты их тыкал, предварительно набрав необходимые номера, тем большее количество абонентов удавалось соединить за смену. Я стала даже в своем роде стахановкой среди молодых телефонисток. Иногда, когда заказов было немного, можно было послушать разговоры абонентов. О чем только не говорили: о страстной любви, о бытовых невзгодах, о смерти и похоронах.
Но главным моим развлечением на этой работе были прогулки во время обеденного перерыва. Телефонная подстанция, где я работала, располагалась на Старом Арбате, в конце его, ближнем к Смоленке. Серое здание и до сих пор стоит напротив дома , где жил А.С.Пушкин, как раз за спинами скульптурного поэта и его жены Натальи Гончаровой. В мое время, соответственно, этой скульптуры еще не было. Как только начинался обеденный перерыв, я выскакивала из дверей и начинался променад по Арбату. Все детство и юность я прожила на окраине в районе Петровско-Разумовского парка. И теперь передо мной открылась возможность познакомиться с центром Москвы. Мне было интересно всё. Я внимательно изучала каждое здание, и что в нем находится.
И вот однажды, где-то, примерно, в середине Арбата я наткнулась на небольшое желтое здание с большими стеклянными окнами. И остановилась как вкопанная. В витрине этого магазина лежали чудесные старинные вещи, а сквозь стекла просвечивали картины, висящие на стенах. До сих пор я никогда не заходила в антикварные магазины. Я понимала, что продавцы сразу попросят меня из магазина - я явно не была их клиентом. Но зайти страстно хотелось. И вот в один прекрасный момент, когда в магазине было довольно много народа, я тихонько протиснулась в толпу, надеясь, что на меня не обратят внимания. Магазинчик был маленький. И сплошь заставленный разнообразными старинными вещами и завешанный многочисленными картинами. Чего там только не было! Я, конечно, не знала ни одного автора, но до сих пор помню роскошные лесные закаты в богатых золотых рамах ( конечно, это был Клевер); какие-то каналы, по которым плавали гондолы (конечно, Венеция); портреты красавиц в напудренных париках и многое другое. Причем картины на стенах, также , как и различные предметы, довольно часто менялись. И на их месте появлялись новые.
Это было мое первое живое знакомство с высоким искусством. Я не просто тупо стояла в зале музея и слушала экскурсовода, а могла рассмотреть все это благолепие поближе и даже потрогать. А посмотреть в это время в этом магазинчике было на что. Дело в том, что помимо русского материала, оставшегося от многочисленных конфискаций, после войны советские офицеры и солдаты вывозили вагонами и чемоданами из Германии произведения западного искусства. Часть его оседала в квартирах, а часть сдавалась в комиссионные магазины. Антикварных магазинов в Москве тогда было мало. И магазин на Арбате был центровым. Еще был магазинчик в гостинице " Метрополь", куда я уже в университетские годы с моим университетским приятелем Сашей Скворцовым на студенческую стипендию ходили покупать гравюры. Многие московские коллекции были составлены или пополнялись картинами и вещами из антикварного магазина на Арбате. Но главенствующее место среди московских коллекционеров того времени занимал Феликс Евгеньевич Вишневский.
А познакомилась я с Вишневским благодаря нашему университетскому преподавателю Дмитрию Владимировичу Сарабьянову. Я поступила на искусствоведческое отделение в 1964 году в замечательную эпоху, когда нам одновременно преподавали последние искусствоведы-могикане : В. Лазарев, М. Ильин, Федоров-Давыдов, В. Василенко и их талантливые ученики: В.Гращенков, Д.Сарабьянов, А. Комеч. Если Гращенков заставлял нас вгрызаться в искусство Возрождения, читая по 4-5 часов лекции без перерыва, то Комеч привил нам любовь к древнерусской архитектуре и русским усадьбам 18-19 веков, а Сарабьянов открыл нам русскую живопись ХХ века. Он не только читал лекции о русском искусстве в аудиториях, но и водил по частным коллекциям и мастерским художников, в которые без него мы не могли попасть. И вот в один прекрасный момент в середине декабря 1965 года наш университетский курс с Сарабьяновым отправился в гости к коллекционеру Феликсу Евгеньевичу Вишневскому.
Щетининский переулок, запрятанный внутри старого Замоскворечья между Большой Ордынкой и Большой Полянкой, и по сей день место достаточно тихое. Для нас было потрясением, что дом 10 по Щетининскому переулку, где и проживал Вишневский, оказался особняком. В перенаселенной коммунальной Москве 1960-х годов это представлялось каким-то чудом. Нас радушно встретил высокий старик. В дневнике тогда я записала о нем: "Коллекционер Вишневский. Похож на старого собаковода, заштатного бухгалтера или на персонаж из "Мертвых душ" (внешне что-то от Плюшкина). Длинный, худой, с орлиным профилем, лысой головой и полуприкрытым левым глазом. В потрепанной военной куртке и замусоленной солдатской шапке." Это был фантастический человек – неординарный, интеллигентный, эрудированный, мастер на все руки. Он мог переплести книгу, собрать люстру, починить часы. И собирателем тоже был редкостным. Он собирал все – фарфор, шитье бисером, вышивку, скульптуры. Но особенно его привлекала живопись.Сам Фелиск Евгеньевич Вишневский всегда был крайне недоволен, когда его называли коллекционером: «Я не коллекционер, я – собиратель».
Потом мы узнали, что особняк и двухэтажный деревянный флигель во дворе был завещан Вишневскому известным этнографом и экономистом профессором Н. Г. Петуховым (1879-1965), страстным почитателем русского искусства. В особняке Вишневский разместил свою коллекцию, а во флигеле жил сам с семьей.
Сам Вишневский происходил из дворян с польскими корнями. Его дед и отец владели крупным бронзово-литейным производством, где отливали знаменитые московские памятники Гоголю и Пирогову. А в арбатской резиденции американского посла до сих пор висит огромная люстра фирмы Вишневских. Отец Феликса Вишневского, Евгений Феликсович, получил прекрасное гуманитарное образование. Архитектор по профессии, он был по призванию замечательным художником, крупным мастером в области декоративно-прикладного искусства. Перед Октябрьской революцией 1917 года его имя было широко известным и уважаемым в московской среде. Он был Председателем Московского художественного общества поощрения художников.
После революции старший Вишневский работал в Коллегии по делам музеев и охраны памятников старины. В 1919 году сюда пришел работать и Феликс. В это время ему было 17 лет. Но он был уже собирателем со стажем: в его собрании были живопись, графика, предметы прикладного искусства. Начало его собственной коллекции положил портрет князя С.М. Голицына работы Тропинина, подаренный Феликсу отцом. Отсюда и началась страстная любовь Вишневского к этому прекрасному русскому художнику, которая впоследствии увенчалась созданием музея Тропинина.
А в 1919 году Феликс Евгеньевич участвовал в создании самого первого пролетарского музея в Москве в 1919 году. Он работал в Комиссии по делам Музеев Наркомпроса. В годы послереволюционной разрухи, Вишневский собирал и перевозил в Госхран художественные ценности из брошенных усадьб и особняков. Наверное поэтому в 1920 году он сумел выправить Охранную грамоту на свою, тогда еще небольшую коллекцию, основательно пополнившуюся по завещанию после смерти отца.
Расцвет собирательской деятельности Вишневского пришелся на послевоенную пору. В то время в Москве существовало несколько крупных антикварных магазинов. Самый известный и богатый располагался на Арбате - в начале улицы, с левой стороны, если смотреть от метро "Арбатская". Это был как раз тот самый магазин, в которой зачастила и я в начале 60-х годов. Возможно, что мы не раз сталкивались в маленьком зальчике магазина. Но тогда я еще не знала Вишневского.
Как вспоминает один из почитателей Вишневского: "К тому времени, когда мы с Феликсом Евгеньевичем познакомились, он уже оставил службу в должности экспедитора одного из ведомств и целиком отдался любимому делу. Тогда цены в антикварных магазинах были, по сегодняшним меркам, весьма невысокие. Вишневскому подчас удавалось покупать старые, невзрачного вида холсты по 15-30 рублей. Но он-то знал, что покупал. После того, как холст очищался от грязи и атрибутировался, его стоимость возрастала в десятки, а то и в сотни раз. Если картина не вливалась в собрание, Вишневский продавал ее, а на вырученные деньги "охотился" за произведениями В. А. Тропинина и других художников первой половины XIX века.
Зайдя как-то в комиссионный магазин, Феликс Евгеньевич обратил внимание на потемневший от времени портрет дамы с собакой. Продавец сказал, что портрет был в хорошей раме, которую купили, а вот на полотно покупателя пока не нашлось. Лицо женщины показалось Вишневскому знакомым (он вообще обладал феноменальной памятью на лица). Феликс Евгеньевич решил рискнуть и купить картину. Риск оправдался. Теперь эта картина - как оказалось, работы Е. Плюшара, изображающая Полину Виардо, - среди шедевров Музея В. А. Тропинина."
В феврале 1955 года Вишневский начинает вплотную заниматься созданием нового музея, пытаясь сохранить от разорения свою, тогда уже большую и редкостную по качеству частную коллекцию. В заявлении тогдашнему мэру Москвы Промыслову он пишет «...о значении творчества художника Тропинина для русского искусства и Москвы, об отсутствии в Москве музея художника Тропинина, которым создана целая галерея известных москвичей и навсегда увековечена Москва и ее быт XVIII–XIX века»; об отсутствии музея Москвы той эпохи; о желании передать Москве дом-особняк в Щетининском переулке и экспонаты в количестве 300 единиц.
Наконец Музей открылся в 1971 году. Он получил немного другое название, а именно: «Музей В.А. Тропинина и московских художников его времени», хотя состав коллекции в те времена и теперь, конечно, более соответствует задуманному Вишневским «Музею В.А. Тропинина и художественной культуры Москвы XVIII–XIX веков».
В России и за ее пределами существует более двадцати крупных музейных собраний, которые пополнялись произведениями разных видов и жанров изобразительного искусства из собственных вишневских коллекций и которые поэтому считают, как и мы, Феликса Евгеньевича Вишневского своим благодетелем. Количество подаренных им произведений ошеломляет. Это, по крайней мере, более 700 только точно известных произведений — работы Тропинина, Рокотова, Боровиковского, Пукирева, Репина, Сурикова, Левитана, Айвазовского, Гончаровой, Кончаловского и многих других мастеров. Они поступили в музеи Москвы и Рязани, Якутска и Курска, Серпухова и Иркутска, Перми, Донецка и Плеса и т.д. с атрибуциями, сделанными собственноручно Феликсом Евгеньевичем, готовыми к экспозиционной жизни на новых местах.
Вот во что, в конечном результате, вылилось увлечение коллекционированием Феликса Евгеньевича Вишневского. Занятие это далеко не всегда было радужным. Много соблазнов и лукавств на этом пути. Страха, обмана, стрессов, как ни странно, иногда нищенского существования. Но какая же радость, что иногда все эти тернии завершаются лавровым венком победителя.
А я продолжаю до сих пор вспоминать особняк в Щетининском переулке таким, каким мы увидели его в 1965 году. Помимо Тропинина и его круга, в маленьких комнатках в мезонине, распивая чаи из чашечек Императорского фарфорового завода, мы увидели и , приведших нас в изумление, натюрморт Шардена ,которого Вишневский извлек из-под рояла, и " Распятие" Кранаха. Кранах вообще ввел нас в ступор. Откуда он в Москве? Но Вишневский тут же полез в ящики секретера 18 века и достал нам квитанцию на покупку Кранаха все в том же антикварном магазине на Арбате. Рояль тоже был раритетным. Кажется, на нем играл Скрябин.
В собрании Ф. Е. Вишневского имелось несколько вещей, по результатам атрибуции которых написаны десятки научных статей. Екатерина Васильевна Гольдингер рассказывала, как он однажды принес к ней черную, как печной горшок, картину на доске. Красочный слой имел крупные осыпи, но, к счастью, места, игравшие в композиции ключевую роль, уцелели. После расчистки оказалось, что это - "Мадонна с Младенцем и Иоанном Крестителем" кисти итальянского художника XVI века Якопо Понтормо. В свое время картина находилась в Эрмитаже, затем долго "путешествовала" по частным собраниям, а в 1919 году была куплена в революционном Петрограде у матросов, использовавших ее в качестве столешницы. Последний владелец хранил "Мадонну..." в комнате за шкафом, даже и не надеясь ее отреставрировать и атрибутировать.
Аналогичная история произошла и с другим "помоечным" шедевром, обнаруженным Вишневским у владельца в сарае. Холст был совершенно не "товарный". Тем не менее Феликс Евгеньевич купил его. Теперь он украшает экспозицию Государственного музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина. "Площадь святого Марка в Венеции" работы знаменитого венецианца Франческо Гварди (1712-1793) - дар музею Ф. Е. Вишневского
Умер Феликс Евгеньевич в одночасье в 1978 году, не успев оформить завещание на часть своего собрания, не вошедшую в экспозицию Музея В. А. Тропинина. А я до сих пор вспоминаю радушного гостеприимного Вишневского, с такой радостью показывавшего нам чудесное искусство. И до сих пор у меня перед глазами "Распятие" Лукаса Кранаха, висевшее на двери, ведущей в его комнату. Где оно?
ИЗ КОММЕНТОВ
Михаил Верхоланцев
Был я у него в гостях. Хотел толкнуть картину XVII века, СВ. ЯГО ИЗБИВАЮЩИЙ МАВРОВ и миниатюру эпохи Директории. Торговался и предлагал унизительно маленькую цену. Все коллекционеры одинаковы, любят получать задарма.
Анатоль Брусиловский
Увы, и я имел неоднократные контакты с Вишневским. Торговался он упрямо, зло и переиграть его никогда не удавалось! А в "Шоколаднице", как именовался у опытных коллекционеров тех времён, 60-х середины и конца, магазин напротив Французского посольства, и к открытию его , мы, небольшая толпа человек в 20, ежеутренне собиралась, он выхватывал прямо из моих рук голландцев и итальянцев и вопил, призывая директора. "У меня музей, я не допущу, чтобы всякие проходимцы воровали национальные ценности Савецкого Саюзаааа!" Директор знал Феликса, как облупленного, боялся скандала, и... снимал работу с продажи. Потом - как водится она всё же оказывалась у Феликса. Лев Кропивницкий через жену друживший с ним, соглашался, что Ф. - "жох"! Переиграет любого. Что касается Кранаха, я его прекрасно помню, держал в руках. Вот именно его и пытался выхватить из моих рук - был Феликс. И, конечно, ему это удалось! Стоило это великое произведение копейки. Что-то около 150 рублей...
Ирина Жалнина
А мне знать его не довелось. Но в Третьяковке, когда я туда пришла работать, живы были предания о нем и анекдоты. Вот некоторые помню. "Феликс Евгеньевич, с обновкой! Вы красивые брюки купили".- "Да нет, девочки. Купил шкаф красного дерева, а в нем брюки оказались". Или из пересказанных его рассказов:" Иду по Пятницкой, смотрю занавеска странная в окне. Захожу в квартиру, прошу продать. Хозяйка ни в какую:"Нечем будет окно завесить". "Так я тебе новую куплю". Принес ей новую, забрал ее старую. Пришел домой, рассмотрел. Так и есть - Левитан!".
