Кюстина-то все припоминают все время. А про этого, к счастью, забыли.
Оригинал взят у
idelsong в О похабной шутке ВяземскогоА 11 августа 1836 г. Вяземский пишет Пушкину:
Московские барыни, сказывают, ужасно сердятся на Лев-Веймара за то, что он выводит русских монахов и русские монастыри из какой-то дыры, и говорят: врет он сукин сын француз, у нас нет таких больших дыр, разве у француженок, так может быть! — А в самом деле сердятся в Москве за это описание. Много в нем хорошо сказано, а уж не может французский язык не повернуться, говоря о России.
Шуточку понять не трудно, а вот с событием, на которое она намекает, надо разобраться.
Франсуа-Адольф Лоэв-Веймар (Loève-Veimars, иногда встречается немецкое написание Löwe-Weimars) – гамбургский еврей, крестившийся, переселившийся во Францию и ставший во Франции популярным журналистом и переводчиком. Он первый перевел на французский Гейне, Гофмана и Томаса Мора. В 1836 г. он, только что получив от Луи-Филиппа титул барона, по заданию Тьера, приехал в Россию с дипломатической и культурной миссией: наладить связи с русским культурным обществом, испортившиеся после революции 1830 г. и польского восстания. Он привез рекомендательные письма от Мериме и Александра Тургенева и очень легко вошел в общество Вяземского, а через него - Пушкина. Через год он будет единственным, кто напишет во Франции некролог о Пушкине:
Какою грустью проникался его взор, когда он говорил о Лондоне и в особенности о Париже! С каким жаром он мечтал об удовольствии посещений знаменитых людей, великих ораторов и великих писателей. Это была его мечта.
Пушкин перевел для него 11 русских песен.
Вхождение Лёва-Веймара в русское общество происходило настолько бурно, что он был помолвлен, а потом и женился на Ольге Голынской, дальней родственнице Гончаровых, и тем самым породнился с Пушкиным.
Это событие упоминает, не совсем точно, Alexandrine Гончарова:
… еще новость в отношении ее сестры Ольги, которая, как говорят, выходит замуж за Бальзака.
И Вяземский пишет А.И.Тургеневу 23 октября 1836 г.:
Видѣлъ Льва, но не видалъ еще львицы Веймарской. Левъ что-то осовѣлъ. По моему, онъ сдѣлалъ дурачество, а я не понимаю его. Развѣ въ самомъ дѣлѣ влюбился безъ ума?
В 1837 г. Loève-Veimars опубликовал во Франции большую восторженную статью о миролюбии России и лично царя Николая; статья была настолько прорусской, что вызвала подозрения в небескорыстии.
Позже Loève-Veimars служил французским консулом в Багдаде и в Каракасе.
А что же с дырами, из которых вышли монахи и колокольни? После некоторых усилий мне удалось найти и текст про дыры.
С этой дырявой лодки на Яузе начался росийский флот. В России все так начинается. Россия покрыта прекрасными церквями и пышными монастырями. Все это началось с того, как в один день священник из Борестова (так в тексте, имеется в виду Берестов и основание Киевской Печерской лавры) пошел на берег Днепра и выкопал себе яму, чтобы в ней жить. Прохожий купец восхитился дырой и расположился там вместе со священником. Потом еще двадцать, и вскоре дыра вмещала тридцать человек. Они вышли из дыры и сделали из нее колокольню, прабабку всех колоколен России, как ботик Петра I, вышедший из дыры в Измайлово, стал дедушкой всех кораблей. И сам русский язык в один прекрасный день вышел из такой же дыры. Два брата-монаха, которым наскучило в Салониках, пошли в Моравию и взялись изобретать буквы для звуков, которые они слышали и которые не были обозначены никакими знаками. Петр I нашел язык в том виде, как его сделали два греческих монаха, и заменил дюжину букв другими.
Это статья из Journal des débats за 4 августа 1836 г. "La fête de Peterhof" датированная 6-18 июля 1836 г. Очерк, стало быть, отправлен во Францию после 18 июля, опубликован в Journal des débats 4 августа, а 11 августа по старому стилю (23 августа) Вяземский пишет Пушкину о реакции московской публики на очерк.