Ян ван Эйк. «Тимофей» (Leal souvenir). 1432. Национальная галерея, Лондон.
(Обратите внимание - он лысый, и как Мона Лиза - без бровей и ресниц. А эффект совсем другой)
Возможно, не является случайностью, что самый ранний сохранившийся портрет работы ван Эйка[31] датирован (10 октября 1432), поскольку временная отметка является важным аспектом этой работы и c другой точки зрения.
Следы течения времени – в виде трещин, сколов или выбоин камня и sgraffito (выцарапанных рисунков) – заметны на прилагающейся доске, парапете-обманке (trompe-l'œil), который служит предметом, направляющим движение взгляда зрителя (repoussoir) и создает раму, отодвигая модель вглубь – хотя и не очень далеко – от первого плана картины. Даже твердый, явно долговечный материал не является вечным – что за тщетные надежды для человечества запечатлены здесь!
Надпись, явно не эпитафия, очевидно относящаяся к еще живущей персоне, выточена на парапете: LEAL SOUVENIR («преданное напоминание»). Слова противостоят тому быстрому процессу, который модель, изображенная здесь в конкретный день, вскоре почувствует на своей шкуре.
Портрет является запечатлением[32] чего-то, что является предметом постоянного изменения, и что художник, или модель, желает сохранить на память или сберечь. Все делается так, будто изображение имеет магическую власть, как будто образ может стать заменой реальности, или даже стать дублером всей жизни в целом. Но все, что остается, это приблизительно идентичное воспроизведение ощущения с сетчатки, в других словах, перевод оптических сигналов, перцепции света через цвет и краску.
На портрете в трехчетвертном обороте изображен мужчина – по Эрвину Панофски – тридцати лет, слегка повернувшийся налево на фоне однотонно темного фона. На нем надет модный зеленый шаперон, головной убор, с которого на правое плечо спускается капюшон. Также он носит красную одежду с тонким меховым воротником. Его левая рука лежит на парапете, но ее кисть при этом скрыта за правой рукой, которая держит свиток.
Не ясно, какой документ мужчина держит. Если модель была музыкантом, это могут быть ноты. Другая теория предполагает, что это концепция скульптуры.
Идентификация модели была предметом множества спекуляций. Кажется логичным ожидать, что ключ даст странное имя, которое кто-то написал на парапете по-гречески: ΤΥΜ.ωΘΕΟς («Тимофей»). Но по правде, такого имени не встречалось в Нидерландах до эпохи Реформации, и открытие этого факта заставила Панофски увидеть в нем схоластически-гуманистический метоним, чьей целью было соединить модель с важной фигурой классической античности.
Как считал Панофски, был только один выдающийся человек, который носил это имя – Тимофей Милетский, который произвел переворот в греческой музыке во времена Еврипида и Платона. Из этого он делал вывод, что модель ван Эйка мог быть только музыкантом, причем столь же знаменитым благодаря своим новшествам в этом искусстве. К этому добавляется факт, что действительно, в музыке раннего XV века произошел радикальный переворот, исходивший из Бургундии и известный как «арс нова». Его лидерами были придворные композиторы Гийом Дюфаи и Жиль Беншуа. Поскольку известно, что Дюфаи был заграницей во время написания портрета, моделью – по Панофски – мог быть только Беншуа.
Послушать музыку Беншуа
Жиль Беншуа (справа), вместе с Гийомом Дюфаи, на миниатюре 1451
Более свежее и альтернативное объяснение Венди Вуд основывается на сходной аргументации. Ранее, чем античный Тимофей, упомянутый выше, существовал тезка-скульптор, восхваляемый за свои барельефы.[33] Найдя аналогичного скульптора при бельгийском дворе, она идентифицирует «Тимофея» как Жиля де Блашера.
Источник: Norbert Schneider. The Art of the Portrait: Masterpieces of European Portrait-painting, 1420—1670. Taschen 2002. P. 30-31. Перевод: shakkoCм. также http://ru.wikipedia.org/wiki/Тимофей_(ван_Эйк)