История современной Вудхаузу России
В романе братьев Стругацких "Понедельник начинается в субботу" есть глава, в которой Саша Привалов отправляется на машине времени в описываемое будущее и чрезвычайно удивляется, обнаружив, что большинство людей там практически голые. Но вскоре он вспоминает, что объяснение тому в привычке авторов писать что-нибудь вроде "дверь отворилась, и на пороге появился мускулистый человек в мохнатой кепке и темных очках".
Так и Россия в цитатах Вудхауза, особенно на первых этапах его творчества, представляется мне эдакой мало одетой особой. Это и понятно - в рассказах об английской мальчиковой школе российской истории и политике делать было практически нечего. Так, изредка, вспоминали английские школьники Наполеона, но не более. С годами же, однако, Россия у Вудхауза все больше и больше облекается в современные ему, а значит - и меняющиеся с ходом истории наряды, хотя, надо сказать, довольно мрачные, преимущественно кроваво-красных тонов.
Здесь необходимо оговорить одно условие - сколь бы светел и сладок ни был описываемый Вудхаузом мир, но и в него то там, то сям проникали различные представители всевозможных левых движений. Однако ни Псмит с его социалистическими идеями, ни Ванесса Кук, возглавлявшая марши протеста, ни Бинго Литтл в пору его принадлежности к "Красной заре" российскими цитатами считаться определенно не могут - до той поры, пока - справедливо или нет - кто-либо из собратьев-персонажей не станет упоминать их имена в связи с друзьями и наставниками из Москвы. Так же, полагаю, и упомянутых в Summer Lighting анархистов с раньше времени сработавшей бомбой [61] не следует причислять к русским цитатам - анархиcтов с бомбами и в других странах хватало. А вот бомба, залетевшая в омлет к нижегородскому романисту Владимиру Брусилову - это уже абсолютно русская бомба [35].
Одно из первых произведений, где появляются современные Вудхаузу русские, - памфлет 1909 года The Swoop, причем это как раз тот редкий случай, когда русский является непосредственно действующим лицом. В The Swoop это Великий герцог Водкаков, возглавляющий русскую армию, в составе международной коалиции вторгшуюся на территорию Великобритании. Хотя к историческим реалиям это событие, слава богу, никакого отношения не имело, но, читая рассказ, мы уже можем представить некий образ России - страны с сильной армией, игравшей вместе с Германией главную роль в коалиции интервентов [3]. Не мне судить, прислушались ли политические силы Великобритании к данному памфлету, но тот факт, что в обеих мировых войнах англичане сами вступали в коалицию с Россией, не давая сделать это немцам, говорит в пользу того, что The Swoop был замечен и прочтен.
Впервые со страниц The Swoop мы узнаем, что важную роль в русской армии играли казаки - донские казаки, бородатые солдаты степей, свирепые, полуцивилизованные боевые машины, не знающие страха[10]. Из последующих произведений Вудхауза видно, что в самой России на казаков были возложены карательные функции - они учиняли погромы [90], ввергая страну в потоки крови [13] и, по мнению Ванессы Кук, так же, как лондонские полицейские, запрещали демонстрантам кричать определенные вещи во время маршей протеста [163], - что в России могло для недовольных окончиться и Сибирью (о чем Вудхауз прямо не говорит, но, должно быть, подразумевает) [15].
В общем, дореволюционная Россия на страницах Вудхауза - это воинствующая самодержавная монархия с царем на престоле [24, 68], которую ни при каких условиях не следует сбрасывать со счетов [4], но которая, тем не менее, может представлять определенный туристический интерес для некоторых слоев Британского народа [13].
Завершая описание дореволюционного периода российской истории, хотелось бы напомнить читателю о русском писателе Владимире Брусилове из рассказа The Clicking of Cuthbert, получившем свое имя от героя Первой мировой войны генерала Алексея Брусилова.
Другой выдающийся, но никогда не существовавший деятель культуры, - некий Gotsuchakoff, чьи работы (вместе с работами Thingummyowsky и других иностранцев), хотя и современные, были все же дозволены к исполнению на школьных концертах [1]. Поскольку Вудхауз напрямую не говорит, что Gotsuchakoff был русским, я совсем было пренебрегла им в своих изысканиях. Однако Норман Мерфи в своей книге A Wodehouse Handbook. The Words of Wodehouse сообщает, что свою фамилию Gotsuchakoff получил от российского дипломата светлейшего князя Александра Горчакова. Так что это еще одна русская цитата в нашу коллекцию. (Норман Мерфи также подтвердил мои подозрения, что 16-летние английские школьники за кличкой Thingummyowsky легко угадывали Петра Ильича Чайковского).
Непосредственно события революций 1917 года Вудхаузом никак не описаны. Лишь единожды со слов Медоуса, слуги Арчибальда Муллинера, мы узнаем, что революция по-русски предполагает убийства и все такое [93], но вдумчивый читатель безусловно понимал, что в России должно было произойти нечто значительное, в результате чего Европу наводнили толпы великих князьев в изгнании и вдовствующих аристократок самых строгих правил [126]. И если у некоторых из великих князей - по крайней мере по мнению пресс-агентов выдающихся актрис - еще имелись средства, чтобы дарить этим актрисам дорогие подарки - например, змей [28], то княгиням приходилось гораздо тяжелее. Не имея, видимо, возможности конкурировать с английскими пэрессами, зарабатывавшими себе на жизнь русскими (а также греческими) танцами [17], великие княгини были вынуждены позировать средней руки художникам лежа полуобнаженном виде на диванах в обнимку с ручными ягуарами [74]. Кстати, со страниц Вудхауза мы видим, сколь сильно Европа 1930-х отличалась от Европы 1970-х, когда русским княгиням пришлось позировать уже полностью обнаженными, а ручных ягуаров сменили тигровые шкуры [155].
Что до самой постреволюционной России, то в ней, как можно узнать из книг Мастера, Петроград был переименован в Ленинград [68], а вместо царя к власти пришли большевики, обосновавшиеся, кстати, вовсе и не в Ленинграде, а в Москве, в Кремле [165, 171]. Любопытно, что в 1919 году в A Damsel in Distress [20]для обозначения партии власти Вудхауз еще использует полную кальку с русского - Bolsheviki, но уже начиная с 1920, с Love among the Chickens [25], он переходит на англизированный вариант Bolshevist, слегка отступая от этого принципа в 1922, 1934 и 1957 - ради варианта Bolshevik в The Magic Plus Fours[50], Thank You, Jeeves [82] и Something Fishy [130], а также в 1931 в If I were You, используя такое симпатичное словечко Bolshie [71].
На всякий случай повторюсь - выделяя русские цитаты, я руководствовалась принципом, что не всякий упомянутый Пламом коммунист может считаться русской цитатой, в то время как каждый большевик - цитата именно русская. Эти самые большевики упоминаются в книгах и рассказах Вудхауза 12 раз [20, 25, 29, 41, 50, 58, 67, 71, 73, 75, 82, 130] с 1919 и по 1957 год, когда собственно о большевиках речь уже не шла в силу того, что подавляющее их большинство - как это случилось, в частности, с приятелем Орло Портера - было ликвидировано [166] в результате того, что Вудхауз деликатно обозначил в Right Ho, Jeeves как Встреча старых друзей в Москве [80].
Понятное дело, жизнь в России при большевиках лучше не стала. Полицейское преследование даже с исчезновением столь ненавистных Ванессе Кук казаков сохранилось [98], и не возникало сомнений, что именно из России пошла мода требовать специального разрешения на свободный выгул свиней [164]. И несмотря на то, что большевики вместе со всем миром распевали хит сезона "Мамины колени" (автор Уилсон Хаймак) [29], постановка в Москве заокеанских мюзиклов представлялась все же крайне нежелательной[125]. В общем, как ни далека была Советская Россия от Великобритании и США и сколь ни беззаботны были персонажи Вудхауза, они знали, что наступило время, когда Драма свободно разгуливает по оживленным районам Москвы [42]. И не только в Москве, даже в Нижнем Новгороде, о чем мог засвидетельствовать русский романист Владимир Брусилов, безжалостная резня разворачивалась весьма живо [33], и всегда была вероятность, что влетевшая в окно шальная бомба окажется в вашем утреннем омлете [35]. Безусловно, постепенное снижение запасов русских романистов, равно как истребление товарищей по партии и даже ставшие поистине народной забавой попытки убить Ленина из револьвера [39] следует считать все же издержками революционной деятельности советских большевиков, основной направленностью которой была, вне всяких сомнений, борьба с буржуазией. Внимательное прочтение Вудхауза приводит нас к выводу, что с буржуазией в самой России достаточно быстро покончили, и истреблять ее приходилось преимущественно за рубежом. Даже малограмотный Кепчатый тип из Вэлли Филдс был в курсе, что буржуи вроде клерков из Сити по улицам Москвы и Ленинграда не разгуливают, потому как появись в Москве клерки в серых котелках, сам Сталин немедленно и с удовольствием поотрывал бы им бошки [69].
В Лондоне же буржуи разгуливали еще в предостаточном количестве, так что особое внимание со стороны Москвы уделялось Красной Пропаганде [108] и подготовке буржуеубивцев внутри самой Британской империи. Круг агентов Москвы был чрезвычайно социально разнообразен. В него входили и простые неорганизованные пролетарии, которым только бы и швыряться репой с задних рядов в Хьюго Кармоди и Ронни Фиша, представлявших на деревенском концерте сцены из Шекспира [58], и пролетарии более организованные, подчас целыми семьями, в движения типа Лига за Зарю Свободы [93] или Красная Заря, всегда готовые принять в свои ряды скрывающихся от полиции большевиков [41]. На пролетариате, однако, большевистская пропаганда не остановилась, запустив свои щупальца в среду слуг, дворецких и членов их семей [71, 73, 82-84, 93, 114]. Более того, среди граждан Британской империи, вдохновленных идеями большевизма, мы встречаем даже представителей высшего света.
Однако, следует признать, что исключительно редкий революционно настроенный персонаж Вудхауза в своем желании истребить буржуазию, разграбить Парк Лейн и выпустить кишки наследственной аристократии руководствовался жалостливой любовью к распятому пролетариату (как Арчибальд Муллинер) или - как Мервин Муллинер - более зрелым пониманием того, что все беды мира проистекают из-за сосредоточения наличности в недостойных руках, и именно поэтому она требует справедливого перераспределения [75]. (Замечу, что если припомнить еще и Седрика Муллинера, жаждавшего наступления дня, когда чистое пламя Свободы, запаленное в Москве, испепелит леди Хлою Даунблоттон и прочих подобных ей трутней [64], то, возможно, придется признать, что далеко не всё ладно было в семье Муллинеров).
В большинстве же своем кровожадные намерения даже представителей низших классов были порождены скорее неудовлетворительным представлением Шекспировских сцен, или аристократической надменностью молодых девиц, возможно возмутительным характером работодателя. Хотя, правды ради следует заметить, что в случае с Сенатором Опэлом из Hot Water, такого хозяина вряд ли бы долго выдержал даже самый антисоветски настроенный слуга [73].
Примечательно, что подверженные Красной заразе английские аристократы целью своей избирали преимущественно собратьев по классу, а не каких-то там буржуев. Даже для Орло Портера - не какого-нибудь простого мерзавца из Красной зари, а настоящего коммуниста, стоявшего, возможно, на дружеской ноге с половиной шишек в Кремле, - основным объектом агрессии был молодой аристократ Берти Вустер, пусть даже сам Берти считал, что чем больше буржуазии выпотрошит Орло, тем больше он порадует своих приятелей в Москве [165]. История же Седрика Муллинера, - так же, как и случай с Уоллесом Чесни, чьи пестрые бриджи немедленно были признаны проявлением большевистской пропаганды, угрожающим общественному благу [50], показывают нам, сколь ничтожно расстояние между простым игнорированием того, что Носит Хорошо Одетый Мужчина, и Красным Республиканизмом. Если мы добавим сюда встречу лорда Ходдесдона (в сером цилиндре), с обитателем Велли Филдз (в матерчатом кепи), мы будем вынуждены прийти к заключению, что манера одеваться являлась краеугольным камнем, на котором базировалась пропаганда Большевизма в Англии.
Любопытен факт, что, как и в случае с русской литературой, когда с 1950-х годов пьесы Чехова вытесняют со страниц Вудхауза романы Толстого, так и в историческом плане акценты смещаются с подогретой революцией в России классовой борьбы на откровенную шпиономанию. Можно утверждать, что если Россия первой половины ХХ века - это страна, оказывающая на Великобританию преимущественно философское влияние - выражалось ли оно в Толстовских призывах вертеть пальцами вместо курения либо в красной большевистской пропаганде, то после войны ситуация меняется. Россия превращается в явно недружественную страну, предпринимающую более действенные попытки дестабилизировать обстановку в Великобритании засылкой туда своих шпионов и постановкой пьес Чехова.
Причины подобной смены приоритетов вполне объяснимы. Москва едва ли могла чувствовать себя уверенно, опираясь на новообращенных в большевизм граждан Великобритании, подобных описанным выше. Да, Сид Прайс каждое ваше слово метал обратно, как бумеранг [71], но в основном так называемые большевики нуждались в существенной поддержке на своем пути к Красной Заре. Водитель шарабана Горностай, пытавшийся затеять перебранку с юной Джин Эббот, мечтал о том, чтобы рядом оказался Сталин[102]. Временный слуга Берти Вустера Бринкли, хотя краса и гордость Москвы в определенном смысле, поддерживал себя, напиваясь по самые жабры [82, 84]. Что же до Орло Портера, то - как та курица-большевичка с фермы Юкриджа, объедавшаяся за счет хозяев и кусавшая кормившие ее руки, отказываясь снести хотя бы одно яичко [25], - он, Орло, полностью забыл о своих обязанностях по уничтожению капиталистов, равно как и о нуждах страждущего пролетариата, мечтая о квартире в Мэйфере, шампанском за каждой трапезой и роллс-ройсах, что едва ли могло быть одобрено парнями в Кремле [171]. Напротив, подобные мечты Портера, как и буквально пронизанные неприязнью к страждущим Массам размышления Арчибальда Муллинера могли привести к тому, что Сталин бы сурово сжал губы [95]. В таких условиях совершенно естественно, что шишки в Москве, утратив иллюзии насчет своих британских последователей, предпочли использовать собственных, большевистских шпионов.
Реального Русского шпиона у Вудхауза мы не встречаем, однако атмосфера повсеместной шпиономании мастерски описана им на страницах многих книг. Мы видим, что светлые дни 1930-х, когда лишь редкие представители молодежи (да и то американской) мрачно размышляли о положении в России [60], унесло ветром. Ныне большинству подданных Британской короны буквально повсюду мерещились агенты Москвы. Вольного газетчика Мерфи подозревают в том, что он хорошо известен в Скотланд-Ярде как агент некой недружественной державы (читай - России) по фамилии Иванович или Молотов, тем более, что на манер всех русских шпионов, с детства натренированных противостоять воздействию горячительных напитков, он пьет, как пылесос [142-143, 145].
Неудивительно, что результате подобной шпионской истерии даже бывший сотрудник британского МИДа сходит с ума и начинает выдавать себя за незаконного племянника Сталина, направляя в Россию секретные письма [134], а бывший дворецкий Кеггс организует слежку за сыном друга своего бывшего хозяина, и когда ему предлагают стать начальником Московской разведки, отказывается только по причине неподходящего российского климата [129]. Аналогично и издатель Сирил Грули готов объявить себя коммунистическим шпионом Голинским, лишь бы разорвать нежелательную помолвку с романисткой [150].
Но, возможно, самое печальное в Великобритании 1950-60-х годов - это то, что люди потеряли веру в бескорыстность своих про-большевистски настроенных соотечественников. Если в конце 1920-х только пролетариев, вооруженных репой, обвиняли в том, что они - на жаловании у Москвы [58], то сейчас любой мог быть заподозрен в этом, даже если он просто голосует за лейбористов, которые - по мнению лорда Аффенхема - просто паршивые большевики [130].
Да что там подданные короны, даже их питомцам собачьего племени, и тем в любом человеке, сидящем на крыше или бродящем вокруг дома по ночам, мерещится член Красного движения или международный шпион, платный агент Москвы [101, 141].
Завершая тему внешнеполитической деятельности России, необходимо отметить, что не только русские шпионы держали Европу в напряжении. Даже представители Советской России в ООН расстраивали другие страны той твердостью, с какой они - вдохновленные то ли воспоминаниями о международной политике Молотова [122], то ли более давними традициями изворотливой российской дипломатии, демонстрировавшейся в свое время Великим Герцогом Водкаковым [5], - налагали свое сто одиннадцатое вето [152].
Рассказывая об истории страны, ни один исследователь не может умолчать о ее лидерах. Так и Вудхауз не оставляет своим вниманием глав Российского государства. О них уже не раз говорилось ранее, теперь же хочется собрать всех воедино. Мы уже отмечали, что Вудхауз снабдил нас некоторым описанием Екатерины Великой, но, безусловно, гораздо больше он писал о современных ему правителях России. Начать следует с царя, хотя и упомянутого вскользь и без имени, но совершенно очевидно, что речь идет о Николае II, ибо именно при нем Ленинград был переименован в Петроград [68], при нем же и Максим Горький начинал свою писательскую карьеру [24].
Владимир Ленин - отец Октябрьской революции - дважды появляется на страницах Вудхауза, оба раза в компании Льва Троцкого, и мы должны признать, что Ленин выглядит вполне человечным человеком. В самом деле, он любит играть в гольф - даже в присутствии толпы, вооруженной револьверами, и даже против русских романистов [39]. Возможно, это была идея Троцкого знакомить Ленина с русскими писателями, организуя матчи по гольфу или приглашая романистов отобедать с Лениным. А Ленин всегда был рад такому знакомству, и не его вина, что Максим Горький не был в состоянии набросать легкомысленный пустячок в духе Стивена Ликока [26]. Скорее всего, виноват был Троцкий, ведь он, как известно, был не способен попасть темной ночью яйцом в движущегося секретаря [103]. Это его, Троцкого, фотографии, будучи добавленными к паре икон, создавали мрачную атмосферу русского романа [53], и это его, Троцкого, именем следовало воспользоваться в критической ситуации, если вы, как друг Берти Вустера Оливер Сипперли, подвергаетесь аресту в день Гребных гонок [46].
Но особое внимание Вудхауз, конечно же, уделял Сталину. Мы уже не раз встречали его имя на страницах нашего исследования [69, 75, 85, 86, 94-95, 102, 121, 134] и знаем, что Сталин ненавидел аристократическую надменность в голосе юных дев и серые цилиндры на головах клерков из Сити и всегда был готов сказать что-нибудь едкое первым и втоптать в грязь оторванные бошки последних. А в некоторых случаях - даже расправиться с работодателем волжского бурлака [121]. Что и понятно. Какой терпимости можно ожидать от человека, которого вы никогда не увидите танцующим, когда фундаментальные принципы распределения чего-то такого чертовски что-то там такое [94]? Тем не менее, настоящий делец сродни Фредди Трипвуду в интересах дела смог бы подлизаться и к Сталину [86]. Ну и, вне всяческих сомнений, любой молодой британский аристократ предпочел бы иметь у себя в услужении Сталина, нежели этого невозможного Бринкли [85].
Хотя на первый взгляд, как известно, годы остановились в мире Вудхауза, но это только на первый взгляд. В действительности же Мастер никогда не забывал расцветить свои книги приметами времени. Так вот и появляется - вдобавок к Ленину и Сталину - на страницах Frozen Assets Никита Хрущев, хотя нам так и не удается узнать от Биффа Кристофера, на что же Хрущев похож [144].
Среди значимых событий 1960-х мы можем отметить упомянутые в Sleepy Time студенческие волнения в Сайгоне, Москве, Каире, Панаме и других центрах, хотя едва ли московские студенты столь явственно волновались в 1960-е годы [149]. Зато настоящей приметой времени, потрясавшей и даже пугавшей современников, был Русский Спутник, который мог запросто набить вам шишку [135], хотя в "Ллойде" готовы были застраховать вас от этого [153]. Говоря о спутнике как о достижении российской науки, мы вынуждены признать, что Вудхауз мало внимания уделял ученым России, лишь вскользь упомянув Московский Университет в The Swoop [6]. Тем приятнее, что он все же не забыл великого русского физиолога доктора Павлова с его исследованиями условных рефлексов [146].
На этом можно было бы наши исследования в области российских исторических реалий у Вудхауза считать завершенными, однако Вудхауз, будучи настоящим Мастером, не только рассказывает нам о политической жизни современной ему России, но также снабжает нас некоторой информацией о ее экономике. Из его книг мы можем почерпнуть определенные сведения о российском рубле. Так, мы узнаем, что гонорар, предлагавшийся среднему российскому романисту за лекционный тур по сельским литературным обществам Великобритании, в пересчете на рубли представлялся весьма привлекательным, особенно если этот средний российский романист знал, что большинство его главных кредиторов пали в ходе последней резни буржуазии или сбежали из страны [35]. И хотя было довольно рискованно покупать русские рубли в 1922-м[40], в 1931-м вы уже могли получить значительную прибыль, вложив в них часть своих средств [67]. Возможно, причиной подобного укрепления российской валюты явилось принятие Пятилетнего плана экономического развития страны, приверженцем которого был временный слуга Берти Вустера Бринкли[83].
Русский дух
Итак, мы познакомились с Русским искусством и Русской историей в произведениях Вудхауза. Однако среди русских цитат, найденных мною, имеется еще целая группа, которую я сперва пыталась обозначить как Прочее, но это показалось мне излишне сухо и скучно, да и большинство из упоминавшихся явлений и событий скорее подходили под определение Русский народ, Русская душа или - те, кто читал вступление к Пушкинскому "Руслану и Людмиле", меня поймут - Русский дух. Тем более, что Вудхауз и сам пару раз использовал это выражение, как мы уже могли узнать из раздела "Русская Литература" [36, 120].
Однако перед тем, как непосредственно заняться этим Русским духом, хотелось бы остановиться еще на одной области, до сих пор не то чтобы полностью игнорировавшейся, но и не систематизированной - География России. Чтобы понять, чем пахнет Русь, надо сначала определиться, что именно пишет нам о Руси Вудхауз-географ. Не слишком много, но главные геополитические объекты России им отмечены. Россия, узнаем мы, это страна в которой есть, по крайней мере, три города - главный город Москва с политическим центром в Кремле и возможным пригородом Artbashiekeff [49]; Ленинград [68, 69], бывший Петроград, и Нижний Новгород (The Clicking of Cuthbert). В России протекают две реки - Волга [92, 99, 107, 121] и Дон, а в районе Дона, похоже, расположены знаменитые русские степи [10] (о которых, впрочем, чуть дальше). Да еще где-то, - судя по тону цитат, не близко от Москвы - находится Сибирь [7, 15]. Климат в России весьма суровый [129], по крайней мере, в зимние месяцы [144], и, по крайней мере, под Москвой, о чем в свое время мог бы порассказать если не Наполеон, то кто-нибудь из его генералов [21]. Впрочем, подобная суровость климата способствует процветанию в Московском регионе зимних видов спорта [59]. В Сибири же, несмотря на распускаемые слухи, климат как раз не настолько суров, чтобы тягаться с поздним английским летом [7], да и в целом природа Сибири не способна породить столь гнетущего уныния, что порой вызывали сады и парки Бландингского замка в душах его насельников [15].
Наряду с описанием географических и климатических особенностей России, Вудхауз уделяет определенное внимание и этнографии ее народа. К чести Плама, ему удалось избежать использования известного ширпотреба из матрешек, балалаек и медведей на улицах Москвы. Даже упоминаемые им самовары и иконы чаще всего представляют собой предметы быта не столько русской, а, скорее, английской интеллигенции [35, 52, 53]. Те же валенки (если это вообще валенки) [48] также встречаются лишь единожды. Да и привычку российских мужчин полностью скрывать свое лицо за колючей растительностью[35, 10] Вудхауз разбирает не столь уж подробно. Тем более, что, как ему известно, русские генералы - в оправдание ожиданий иностранцев - всегда готовы придать себе эдакую живописную смуглость, используя театральный грим Вороной Цыган № 3 [8].
Если же и есть что-то из стандартного набора a la russe, чего не избежал Вудхауз, так это то, чего и избежать-то никак не возможно. Речь, конечно же, о водке [6, 23]. Однако роль водки в формировании русского характера мы рассмотрим чуть позже, а пока совершим экскурс в сторону русской кухни.
Разумеется, ни один серьезный этнографический анализ не может считаться состоявшимся без исследований национальной кухни, особенно если мы говорим о Вудхаузе, великое множество своих страниц посвятившем вопросам кулинарии. Возможно, яйца, подававшиеся на завтрак русскому писателю, не следует считать национальным русским блюдом, даже если добавить в него парочку бомб [35]. Однако Вудхауз говорит нам о двух истинных жемчужинах русской кухни: русском салате и шарлотке по-русски [172, 78]. Что же до напитков, то в дополнение к водке Вудхауз упоминает лишь Artbashiekeff, который вполне мог оказаться модным русским напитком [49]. Но не оказался. Равно как не оказался он и московским пригородом. Те читатели, кто - как простой, не отягощенный интеллектом человек, за которого готова была выйти замуж Фелиция Блейкни, - не знают, что же это такое на самом деле, могут обратиться за ответом к Норману Мерфи и его книге A Wodehouse Handbook. The World and Words, в которой он сообщает, что, по его мнению, сочинив Artbashiekeff, Вудхауз воспользовался фамилией М. Арцыбашева - не столько Великого, сколько Грубого Русского, чей роман 1907-го года "Санин" вызвал сенсацию своим откровенным обсуждением проблемы пола. Но вернемся, однако, к водке. Как мы уже знаем, именно ее отсутствие и является одной из причин, пробуждающей к жизни ту бездонную печаль, какая столь часто поражает утомленного дневными трудами русского крестьянина [23]. И наоборот, неразбавленная водка (хотя и объемом в полтора графина) может настолько приободрить Великого герцога Водкакова (правда, было это в дни его молодости), что он решается исполнить песню на студенческой вечеринке в Московском Университете [6].
История умалчивает, какую именно песню исполнял будущий генерал. Можно предположить, однако, что звучала она так, будто сибирский пес гнался за сибирским волком [132]. Раз уж распевать подобным образом могли английским аристократ с английским же дворецким, русскому генералу сам бог велел. Вполне вероятно также, что исполнявшаяся Великим герцогом песня была сродни той, что поют бурлаки на Волге[92]. Ведь русский аристократ, как демонстрировал нам Вудхауз на примере пьес Чехова, всегда найдет повод для того, чтобы глубоко проникнуться русским духом.
Впрочем, Великий герцог Водкаков не только типичный представитель российской аристократии, что без водки на сцену не выйдет, а без ложки, руками, рыбу жареную есть отказывается [6]. Это еще и боевой генерал русской армии. И хотя, ежели того требуют обстоятельства, он может продемонстрировать в общении с окружающими свой полувосточный шарм [5], но чаще предпочитает одновременно вкрадчивую и циничную манеру поведения русских [4]. Ведь известно, что русские (особенно москвичи) обычно действуют быстро, тайно и смертоносно [9], а вовсе не так, как буйный российский писатель (к слову, вовсе и не москвич, как пишет Вудхауз, а нижегородец), готовый, придя в восторг, целовать мало знакомых людей в обе щеки [38].
Русские аристократы, русские генералы, равно как и русские писатели, - это, однако, лишь малая часть населения России. Вдумчивый исследователь непременно обратится к корням, к простому народу - настоящему источнику русского духа. Примечательно, что если русские авторы - от Льва Толстого до Владимира Брусилова - описывают русского мужика преимущественно в моменты настолько беспросветной тоски, что лишь на 380 странице он наконец-то решается наложить на себя руки [23, 33], то мужик Вудхауза - волжский ли бурлак или крестьянин степей (вот они, обещанные степи!) - персонаж гораздо более симпатичный, находящий выход практически из любой опасной ситуации.
Да, конечно, тяжек бурлацкий труд, вот почему бурлаки выглядят столь утомленными и передвигаются медленно, почти апатично, нога за ногу [99, 121]. Но они, по крайней мере, не выпячивают живот [107]. Что же до русского крестьянина, то истории одного из них, рассказанной Вудхаузом с различными вариациями на страницах 11 романов и рассказов [16, 62, 66, 79, 89, 106, 109, 111, 115, 117, 137], мы уделим более пристальное внимание. Это история крестьянина в степях России, вынужденного ради своего спасения выбросить любимого сына мчащейся за санями волчьей стае [62].
Внимательное изучение показывает, что до глубины трагизма, когда любящий отец вынужден жертвовать малюткой-сыном, эта история доведена лишь трижды [62, 106, 115]. В остальных произведениях Вудхауза ребенок уже не фигурирует; при этом в трех вещах [16, 117, 137] крестьянин все еще оставлен один на один с волком, и не совсем понятно, удастся ли ему спастись в отсутствии младенца. Однако из других источников [66, 79, 89, 109, 111] мы узнаем, что счастливый исход все-таки возможен, особенно если посреди степи внезапно выросло подходяще высокое дерево [79].
Безусловно, история взаимоотношений волка и крестьянина занимательна сама по себе, тем более, что частенько Вудхауз переносит ее из степей России в джунгли Индии, где волк превращается в тигра, а русский крестьянин - в кули (см, например, [111]). Но во много раз интереснее делает ее тот факт, что рассказана она не только Вудхаузом. Дело в том, что в главе 25 детективного романа Рекса Стаута "Умолкнувший оратор" Арчи Гудвин, предаваясь детским воспоминаниям, описывает висевшую над его кроватью старинную картину, на которой были изображены люди в санях, швырявшие своего младенца преследовавшим их волкам. Поневоле задумаешься, а не существовало ли такой картины на самом деле? Возможно, где-то в Нью-Йоркской художественной галерее и Стаут, и Вудхауз видели подобное полотно, но если Стаут перенес его, так сказать, полностью в свой роман, то Вудхауз предпочел пересказать историю изображенных на картине персонажей. Возможно, конечно, и то, что, вдохновленный столь драматичным описанием вышеизложенной истории, Стаут не смог удержаться от воспроизведения ее уже в своем романе, тем более что целых пять раз она появлялась на страницах Вудхауза до того, как в 1946 году был написан "Умолкнувший оратор".
Автор статьи с благодарностью примет любую информацию, проливающую свет на тайну этой картины.
ОКОНЧАНИЕ