Написаны анонимусом - литературным негром, но явно талантливым журналистом, который - это очевидно - наслаждался столь фактурным спикером. Это 1828 год, в Париже тогда журналисты были шикарные, из их подлеска вышли Дюма, Бальзаки и проч.
Превосходный язык - в сети оцифровка на русском четырех томов, изданных в СПб аж в 1877 году, и русских слог этих мемуаров очаровательно старообразен, прямо ароматом "Капитанской дочки" повеяло.
Что пока происходит: Видок вспоминает подробности детства, как воровал подростком у провинциального отца-булочника. Потом здоровый лоб 17 лет, тестостерон кипит, мозгов нет. Его загребают естественно в армию. А он 1775 года рождения, так что время еще то, одновременно и война с пруссаками-австрияками, и революция.
По сюжету: тут и смесь неких мемуаров Казановы (Видок вспоминает о соблазненных горничных и влюбленных старухах; нормальный жанр для той эпохи, у авторов, выросших на записках сластолюбцев 18 века). И рассказ о молодости в армии: драки, порка, воровство, юная глупость. Это напоминает о романах о Шарпе, где он рядовой (только с другой стороны), там пацан не может не вляпываться в армейские и бытовые проблемы, потому что гормоны. Однако рассказывается все это от первого лица (постоянный привкус ненадежного рассказчика). И с неповторимым французским апломбом, который потом Конан Дойль будет пародировать в "Бригадире Жераре". При этом мы точно знаем, что Видок был здоровенный, высокий и привлекательный. Ну и башковитый.
А потом книга начинает напоминать другой прочитанный пласт. Это рассказ о том, чему юный Видок оказывается свидетелем в провинции в годы Террора, когда на гильотину отправляли всех подряд. И знаете, что именно эта атмосферка напоминает? Там про разложение армии, срывание погонов, маскировку офицеров под рядовых, панику, бегства, доносы соседей, обыски по ночам... Удивительно знакомый антураж наших мемуаров про Гражданскую.
Протагонисту 18. Из преступлений пока по мелочи, мелкие кражи.
***
Видок продолжает вести меня сквозь дно Французской революции. Ему примерно 19 лет, это около 1794 года.
Дезертир, явный плут, бабник, но еще не очень много опыта. Они прибивается к банде, действующей в провинции. К шайке дезертиров, если точнее. Только это не то, что мы привыкли представлять, слыша это словосочетание. Это отряд людей, внешне выглядящий совершенно как отряд регулярной армии, отправившийся, скажем, за фуражом, и обосновавшийся в далеком от мест боев (и спокойном от революции) городке. У них есть все положенные, наидостовернейшие документы -- потому что в отряде есть прекрасные поддельщики. Офицеры прекрасны, красавцы, богатыри, генералы, полковники, максимум майоры (на самом деле сержанты и рядовые), с документами и блестящей формой. Все невероятно убедительно, а поскольку кругом царит дикая сумятица, всем властям пофиг, никакого контроля нет.
Юный Видок оказывается как бы подмастерьем у "генерала", который определяет его на постой к натуральной баронессе-вдове. Вдова (богатая) испытывает чувства к этому юному офицеру, который живет под фамилией Руссо. И тут Видок начинает идти по пути основной профессии Остапа Бендера (одна жена где-то на родине у него уже есть).
Баронесса хочет с ним венчаться, особенно потому, что генерал ей по секрету рассказывает, что "Руссо" на самом деле эмигрант, граф такой-то, который живет под подложным документам из страха, а на самом деле у него и состояньице под полом в пенатах зарыто, и благородные родители в Лейпциге. А что у него манеры грубоваты и с ошибками пишет -- пардоньте, воспитывался в кочевье, беженцем, сами понимаете, после Гревской площади графьям не до гувернеров.
Баронесса дает Видоку векселя, чтобы тот послал их в подарок родителям в Лейпциг, ибо генерал ей намекнул, что родители возлюбленного там поиздержались. Потом генерал берет Видока за ухо и говорит -- "твои родители -- это я, и два моих полковника, что ксивы рисуют, после свадьбы ты нам всем еще пенсию назначишь". Забирает деньги и уезжает с друзьями из города немного отдохнуть.
Баронесса же уединяется с нареченным на загородной вилле. И видимо (Видок это деликатно не пишет), она так с ним нежна, что его еще не очень опытное сердце растаяло. Да и вдобавок "учителя" не маячат рядом, не так страшно. Видок признается невесте, что это афера, и он не граф. Баронесса рыдает, но благодарит его, что он не погубил ее ложной свадьбой. И дает ему 15 тыс. франков (ненадежный рассказчик, вполне реально, что он тупо их спер и сбежал).
Видок уезжает, пока его не нашел "генерал" и наконец осуществляет свою мечту и оказывается в Париже. Он считает себя очень умным и опытным пройдохой, ведь он крышевал шулеров в провинции. Но парижские шулера за один вечер объясняют ему, что он ничего не понимает в разнице между столицей и регионами. Но все-таки у него остается некая сумма, и тогда у него заводится любовница, прекрасная Розина, которая первый месяц не требует у него ни копейки, кроме как на кафе и мороженое. Но когда приходит время, виртуозно разводит его с помощью подставных лиц -- горничной, модистки, и проч. Когда у него кончаются деньги, красотка оставляет Видока, который чувствует себя полным олухом.
***
Видок прибился к табору.
Только он не знает, что это за народ вообще.
Знакомый офицер обьясняет ему, кто такие "богемцы". (Описание на неск. страниц обычаев, костюмов и модус операнди по уголовке).
Наивный Видок изумляется (юноша познает мир).
Непонятно кстати, зачем его подобрал табор и вообще постоянно всякие проходимцы подбирают. Видимо, здорового молодого бычка можно как-то к труду полезному приспособить.
Итак, знакомый офицер выручает юнца из табора.
На следующий день оказывается, что он забрал последние деньги Видока и исчез.
***
"Деньги, конечно, не дают ни гения, ни талантов, ни ума; но самоуверенность, доставляемая ими, может заменить все эти качества, тогда как отсутствие ее, напротив, часто их совсем стушевывает. Нередко случается, что когда необходимы все способности ума для того, чтобы достать денег, эти способности вдруг пропадают именно вследствие отсутствия денег."
***
И вот наконец Видок вступает в реальный уголовный мир. Когда он совершал преступления в городах -- это было еще не оно. Настоящие "его университеты" начались именно в тюрьме, в этом узком мирке, тут его выковали.
Читая мемуары Видока, разумеется, постоянно следует иметь в виду ненадежность рассказчика. Во-первых, сам он, конечно, ничего не писал, а лишь рассказывал байки литературному негру. Французские исследователи не знают, кто именно был непосредственным исполнителем, предположительно Луи-Франсуа л'Эритье и Эмиль Морис (Louis-François L'héritier de l'Ain et Émile Morice). Л'Эритье, кстати, автор известный -- официально он переводчик на французский сказок братьев Гримм, а как ghost writer -- автор мемуаров палача Сансона. Во-вторых, четыре тома воспоминаний вышли в 1828–1829 годы, а это для Видока было время смутное -- уже много лет, с 1811 года, он возглавлял Сюрте, был начальником полиции, под него постоянно копали и личные враги, и политические, он уходил в отставку и возвращался. В общем, говорить "всю правду" о себе он никак не мог, ему требовалось выставить себя максимально симпатично и законно, пусть и в жанре раскаявшегося грешника. Вот я прочла треть книги, и по сути, ни в каких "грязных" преступлениях он не признается: мелкое воровство, дезертирство, постоянные драки, драки из-за женщин. Но ни грабежей, ни убийств. А вот его арестовали, подозревая, что он хотел зарезать свою любовницу -- но она выжила и заявила суду, что сама пыталась покончить с собой, потому что он ее бросил. Нанесла себе пять ран ножом, такая расстроенная была. А в окошко он влез и раму сломал просто потому, что ключи забыл, бывает.
Про свое первое попадание в настоящую тюрьму и первый приговор Видок рассказывает примерно так. Увидел свою любовницу с кавалером, расстроился, дал ему по морде, меня и задержали. А пока я сидел, ждал разбирательства, однокамерники сделали подложный приказ о том, чтобы одного из них выпустили, я вообще не в курсе был. И вот их (и меня) судят за подлог, а я наивный юноша, ничего не понимаю.
Но просто сидеть, ожидая суда, 20-летний Видок не мог. В "Графе Монте-Кристо" одному побегу посвящена половина книги, в "Мемуарах Видока" за одну главу он сбегает раз десять, из каждой тюрьмы, в которую его сажают. Правда, не умели их сторожить как следует: любовница проносит ему то офицерский мундир и накладную бороду, то ленту-триколор, которую он наматывает поверх одежды (тюремных роб им не выдавали), и выходит по-революционному, притворившись чиновником. Постоянно делает подкопы, или пользуется незапертой дверью в допросной. Невероятная халтурность, ФСО-шники бы рыдали, читая этот текст. Ловят его, правда, тоже все время очень глупо: он постоянно возвращается в одни и те же города и его тупо жандармы узнают в лицо, или делают засаду у марухи.
Его физическая сила, мозги и очевидно дикая неукротимость, кураж, создают Видоку репутацию среди братанов в каждом КПЗ, куда ему удается вляпаться. У него заводятся много полезных друзей, которые лишают его наивности. Про одного из них Видок пишет "Подобно многим каторжным, он носил в заднем проходе футляр с пилами: с помощью этого орудия он принялся за дело, и не прошло трех часов, как оковы наши спали и мы бросили их из окна в реку". Обратите внимание, что французские власти еще даже не научились как следует обыскивать заключенных даже в самых предсказуемых уголках. А когда наконец появляется специалист, который в курсе этого, Видок это отмечает прямо-таки шокированно сим неприличием: "Тюремщик в то же время занимал должность полевого сторожа, поэтому тюрьмой управляла его жена. И что за женщина! Она не стеснялась обыскивать нас даже в самых секретных местах, желая твердо удостовериться, что с нами нет чего-либо, служащего для побега."
За этой развлекухой с побегами проходит два года, и наконец настает время суда по тому самому подлогу освободительного приказа. Видок в своих мемуарах прямо-таки капслоком пишет, что это единственный раз, когда его судили и приговорили, больше никаких претензий к нему французское правительство не имеет, и вообще, отстаньте уже от начальника полиции с вашей клеветою: "объявляю во всеуслышание, что я не подвергался никакому другому приговору, кроме нижеследующего; доказательством тому служит мое помилование; и если я заявляю, что не принимал участия в этом жалком подлоге, то мне должны верить, тем более что в конце концов все дело-то было не более, как злая тюремная шутка, которая, будучи доказана, в настоящее время повела бы только к исправительному наказанию. Но в лице моем разили не сомнительного соучастника ничтожного подлога, а беспокойного, непокорного и отважного арестанта, главного деятеля во стольких побегах, на котором надо было показать пример другим, и вот ради чего я был принесен в жертву".
Ему дают 8 лет в кандалах и отправляют в тюрьму Бисетр. Там он учится тайному искусству тюремной драки, которая мне попалась еще в "Блеске и нищете куртизанок" и очень заинтриговала -- что это за удары по коленкам, которыми женщина нейтрализует полицейского агента? Ура, прошло 20 лет (на самом деле, "увы, прошло", но в данном случае "ура", так как у меня есть гугл), и я быстро выясняю, что это называется "Французский бокс сават", и он изначально был придуман марсельскими матросами в 18 веке. Судя по видео, удары ногами и некоторые другие ухватки -- явно родом из Дальнего Востока; туда ведь из Марселя плавали. То есть, это такой ранний "вариант" самбо -- очень европеизированный вариант какого-нибудь муай-тая, потерявший очень многое, но явно оказавшийся сюрпризом для косных европейцев с правилами маркиза Куинсберри.
Итак, Видоку 22, он учится савату и носит пилу ("подпилок") во рту, за щекой (ибо главный герой не может носить инструменты в местах неделикатных, понятно же).
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
+
сават - современный вид спорта https://www.youtube.com/watch?v=mA17rfIpeh0
сават реконструкция (гораздо более интересное видео) https://www.youtube.com/watch?v=agvNvJVmXjU