Проект, которого ждали очень долго, а в этом году ожидание подогревалось тревожными новостями из Парижа, откуда с выставки в фонде Louis Vuitton должны были вернуться именно эти картины. Было очень приятно вновь встретиться со знакомыми с детства шедеврами, а мастерство кураторов, создававших выставку, позволило взглянуть на них немного с новой стороны. И, безусловно, составить более цельное впечатление о братьях Морозовых, собиравших эти предметы.
В Белом зале в центре устроена выгородка, в котором воспроизведен Музыкальный салон из особняка Ивана Морозова на Пречистенке, который был украшен панно Мориса Дени на тему Амура и Психеи. Эти картины, как и примерно треть выставки, приехали из Эрмитажа, куда, напомню, в 1949 году были отданы по половине коллекций Ивана Морозова и Сергея Щукина, двух главных московских собирателей.
Выставка, посвященная Сергею Щукину, собранная на основе вещей из ГМИИ и Эрмитажа в конце прошлой недели открылась, соответствено, в Петербурге, оба проекта идут параллельно.
Помимо панно, в этой имитации гостиной стоят скульптуры и вазы, которые Морозов также заказывал в Париже, например, у Аристида Майоля. Вокруг, непосредственно на стенах самого Белого зала, выставлено немножко графики, чтобы не отвлекать внимания от этого мощного центра зала.
Когда в ГМИИ проходила выставка про Сергея Щукина, проект рассказывал дополнительно и про его четверых братьев, каждый из которых тоже собирал искусство (но не такое передовое). Сегодняшний проект про Щукина в Эрмитаже этого не делает, петербургцы сосредоточились только на одном Сергее. Москвичи опять сосредоточились на семейственности: выставка не зря называется «Брат Иван. Коллекции Михаила и Ивана Морозовых»: заглавие подчеркивает, что коллекционеров-братьев было двое, но Иван был главным, он и привез к нам главных французов. (А вообще это такая скрытая цитата из Достоевского, говорят).
Осмотрев салон, можно начать знакомство непосредственно с экспозицией. В Греческом зале нам рассказывают о брате Михаиле, который был важным промышленником и меценатом. Но его ранняя смерть не дала ему развернуться. Иван как бы перехватил эстафету у него. Нас встречает полноростовой портрет Михаила кисти Валентина Серова.
Несколько лет назад воссоединенную коллекцию Морозовых показывали в Эрмитаже, и я была на той выставке. Особо она меня не поразила, ведь все экспонаты из обоих музеев, как и положено образованной девочке, в моей голове и так были вместе, рядышком. В экспонировании не было никаких сюрпризов и сопоставлений. Морозовский проект в Пушкинском музее сделан другим методом, именно так, чтобы образованным девочкам и примкнувшим к ним не было скучно (ведь половину морозовской коллекции мы обычно можем без проблем посмотреть в ГМИИ в здании Галереи западного искусства).
Способ, которым проект усложнили и улучшили -- как раз и есть углубление темы. ГМИИ добавил в историю фигуру брата Михаила, который стал для брата Ивана своего рода проводником в коллекционирование. Кроме того, выставку дополнили огромным количеством произведений русских художников, и все по делу: это именно те картины, которые покупали или заказывали братья Морозовы, просто после революции их отделили от основной массы собрания и отдали в Третьяковку. Таким образом, в выставке примерно треть произведений оказалась предоставленной Третьяковской галереей, и на стенах они привольно -- так же, как до революции, соседствуют с французами. Вот тут, например, "Кабачок" Мане в центре, а слева -- "В лодке" Коровина. То есть, одна из идей выставки -- показать нам, как покупки Морозовых влияли на юных живопицев тут, в России.
А вот тут Ренуар сопоставлен с Коровиным.
В Греческом зале представлены и другие покупки Михаила Морозова, очевидно, под влиянием импрессионистов не находившиеся -- просто, чтобы показать характер его стилистических пристрастий как коллекционера.
Слепки деликатно спрятаны.
На двух стенах показаны портреты членов семьи Михаила Морозова, выполненные Серовым, Маковским и проч.
В следующем зале мы окунаемся непосредственно в мир, который создавал Иван Морозов. Я не стала фотографировать отдельно экспонаты, все это (надеюсь) хорошо известные всем картины. Просто общие виды, чтобы вы почувствовали атмосферу выставки, ее архитектуру и то, что хотели подчеркнуть кураторы.
Кое-где есть такие небольшие витрины, которые посвящены архивной теме: это каталоги выставок и аукционов, в которых участвовал Иван Морозов, документы, связанные с его коллекцией (весь архив нашелся в ГМИИ и последние годы сотрудники занимались его изучением).
В отличии от щукинской выставки, которая казалась очень избыточной, загромождающей, тут все очень легко, чисто, элегантно и просторно.
Здесь видите справа от картины рамку с листом бумаги? Это счет Морозову, выставленный продавцом, или расписка. Очень многие картины на выставке дополнены такими листами, их удалось разыскать в архиве и атрибутировать. Интересное дополнение.
Статуэтка Камиллы Клодель.
А здесь картины нет, вместо нее маленькая черно-белая репродукция в рамке: это "Ночное кафе" Ван Гога из коллекции Морозова, которую большевики продали заграницу. Картины у нас больше нет, а вот счета за нее остались, причем даже два (или это письма?)
Аналогично представлен проданный Сезанн (вообще повезло, что до Второй мировой войны эти французы-модернисты стоили дешево, и спроса ажиотажного не было, а то их бы сплавили также активно заграницу, как старых мастеров из Эрмитажа).
Почему-то именно при разглядывании статуэток мне лучше всего вообразилось, как Иван Морозов ходил, отбирал, покупал. В одном из залов его семейный уголок -- портрет кисти Серова и его же -- изображение жены, бывшей актрисы.
В залах все великие: Моне, Мане, Ренуар, Сезанн, Ван Гог, кого не назови, знаменитые произведения. У Морозова был великолепный вкус, он умел отбирать лучшее у маршанов Парижа.
Сезанн сам поцарапал этот натюрморт. Сейчас он защищен стеклом, чтобы не пробуждать у зрителей с атавистическими наклонностями желания тоже оставить след (по теории разбитых окон, которая отлично работает и в музеях).
В зале над лестницей другие декоративные панно из особняка, на сей раз Пьера Боннара
Тут же обнаженные Коненкова, которые у Морозова стояли в компании Майоля.
Вдоль лестницы еще Морис Дени
Не знаменитая вещь, не помню ее: Эдмон Лампрер. "Ожидание Мулен-де-ла-Галетт".
Альфред Генри Моурер. "В кафе"
Луи Легран. "Ужин апача"
Дальше идет много русских вещей вперемешку с иностранными, и от этого и русские (как например, этот Головин) смотрятся по-другому, причем отнюдь не эпигонски, и французские как-то заостряются.
Малявин и Рябушкин
Хрестоматийное, можно отдельную выставку этой пары картин делать, и собирать толпы, на самом деле.
"Красные виноградники" в фонд Луи Виттона не ездили из-за сохранности, ГМИИ только что закончил их реставрацию.
Вазы от лучших художников, которые Морозов заказывал, недавно в ГМИИ была отдельная выставка про это.
Вот еще пример влияния: вперемешку Врубель, Писарро, Сомов, Сарьян, Анисфельд, Писарро.
Эмиль Отон Фриез и Наталья Гончарова
Наконец, последний зал (Эллинистический) показывает последний этап собирательства Морозова, предреволюционный, когда он развил свой вкус уже до Пикассо, причем кубистического.
Мой любимый Воллар
Портрет Ивана Морозова кисти Серова на фоне его Сезанна, а рядом картины бубнововалетовцев и представителей "Голубой розы", которые ходили в особняк Морозова впитывать.
Ну и финальная точка. Он успел ее купить в 1913 году. А потом война... В 1918 году имущество Морозова, включая картины, национализировано. В 1919 году он сбегает заграницу, и через два года умирает от сердечного приступа в возрасте 49 лет.
«Брат Иван. Коллекции Михаила и Ивана Морозовых», до 30 октября. ГМИИ
https://morozov.pushkinmuseum.art/