(архивная версия статьи)
Протухшая эротика
Почему порнография старых времён теперь выглядит комично.
Старые фильмы, фотографии, нередко и картины в музеях с обнажённой натурой теперь вызывают смех и неловкость. Почему то, что возбуждало предков, потомкам кажется совершенно не сексуальным? Что общего у немецких фильмов про сантехников и фресками Микеланджело? В преддверии дня св. Валентина искусствовед Софья Багдасарова рассказывает об омерзении и страсти.
В западной сексологии есть понятие “карта любви” (lovemap), введённая в 1980 году сексологом Джоном Мани. Грубо говоря, это набор положительных и отрицательных ассоциаций, которые есть у каждого человека. Любовь с первого взгляда (или же внезапное вожделение) случается именно тогда, если встреченный партнёр внезапно “вмастил” в наибольшее число параметров твоей “карты любви”, вроде цвета волос, телосложения, привычки морщить нос, акцента, манеры одеваться, профессии, темперамента и так далее. При этом человеческое либидо — штука весьма хрупкая: стоит заметить в партнёре хоть малейший недостаток — внешности или характера — как страсть может мгновенно пропасть. А причём тут произведения визуального искусства?
Дело в том, что помимо индивидуальных предпочтений, которые формируются у каждого из нас в детстве и подростковом возрасте под влиянием реального мира, есть ещё и общие поколенческие вкусы. Именно поэтому в одно десятилетие “идолами” становятся Мэрилин Монро и Джейн Мэнсфилд, а в другое — Синди Кроуфорд и Клаудиа Шиффер. С помощью тиражной продукции этот доминирующий эстетический идеал вбивается в подсознание, и сопротивляться ему очень трудно. Ведь это не просто шаблоны внешности со страниц журналов, но и образы, которые проникают в подкорку. Там они сплетаются с нашими сексуальными фетишами и триггерами в такой тесный узел, что и не отделить.
Старинные и винтажные изображения обнажённых тел обычно вызывают смех или отторжение, поскольку что они уже совсем не соответствуют эстетическим “картам любви” того поколения, которое их разглядывает. Это в случае, если какой-то сексуальный импульс всё-таки ещё чувствуется зрителем, пусть он и толкуется сознанием как “смешной”. Есть и другой вариант: когда изображение обнажённого человека стало уже настолько “не от мира сего”, асексуально, что оно воспринимается только произведением искусства, например, как “Аполлон Бельведерский”.
Какие же пункты “карты любви” превращают эротику в “смешное ретро”?
Волосы на голове
Даже когда человек на картине, фотографии или в фильме полностью раздет, на голове у него в большинстве случаев остаются волосы. Причёски и стрижки имеют чёткие стилистические различия в зависимости от десятилетия. И наше подсознание их автоматически считывает, раскладывая по полочкам: “как у бабушки”, “как у учителя в школе”, “как у родителей”. В зависимости от того, к какому поколению мы принадлежим, они либо возбуждают, либо табуируются и отрицаются (через смех). Поэтому многим нравится разглядывать пинап (с которым нет семейных ассоциаций), а вот эротику 1970-1980-х — совсем нет. Аналогичный процесс происходит с вещами: та мебель, которую одни люди, унаследовав родительскую квартиру, выкидывают с омерзением как рухлядь, для их детей уже становится антикварным раритетом и предметом коллекционирования.
Форма бровей и макияж у женщин тоже меняются очень сильно, и считываются и обрабатываются подсознанием по тому же принципу. А ведь у мужчин есть и бороды с усами! Они ещё заметней. И порой их форма смешит, даже если человек полностью одет — вспомним знаменитые бакенбарды 1970-х годов. Изменение современных стереотипов восприятия влияет на потребление изображений. Например, в начале 2000-х, когда бороды ассоциировались только со стариками, портреты заросших ренессансных итальянских юношей вызывали у студенток-искусствоведок печаль (“что же ты, красавчик, такой бородой занавесился?”). После того, как по улицам в большим количестве стали ходить ламберсексуалы, таких претензий к портретам больше не возникает — борода перестала мешать восприятию мужественности персонажей.
Лоренцо Лотто. Портрет бородатого мужчины (Джорджоне Барбарелли). 1512 год
Волосы на теле
С лобковыми волосами ситуация ещё острее, особенно учитывая прямо-таки болезненную озабоченность современного мира вопросом эпиляции. Кто-то рассказывал историю про клиента видеопроката 1990-х, который определял период съемки фильма по виду интимной стрижки. Однако в разные эпохи отношение к этим волосам бывало совершенно разное. Например, французские придворные дамы XVI века заплетали из них косички и украшали красивыми ленточками (сплетня подтверждена документом — освидетельствованием тела убитой Франсуазы д’Эстре).
При этом большинству людей на чужие лобковые волосы смотреть, в принципе, неловко — если только не в разгар страсти. Наличие у изображённой обнажённой женщины волос в паху кем-то даже предлагалось как способ отличить эротику (искусство) от порнографии. Именно эта “неловкость”, стремление соблюсти приличия, а также подражание античным статуям — причина того, что у большинства обнажённых на картинах вплоть до начала ХХ века волосы отсутствуют. Это касается даже художников Школы Фонтенбло, живших во Франции XVI века, в тот самый период, упомянутый выше.
Школа Фонтенбло, середина XVI века. “Туалет Венеры”.
Телосложение
Как подробно показал британский искусствовед Кеннет Кларк в своей книге “Нагота в искусстве”, в разные эпохи “носят” совершенно разные варианты телосложения и мускулатуры. Готические женщины отличаются худобой, извивистостью и выставленным вперёд животом. Ренессансные — крайне мускулисты и, кажется, во многих случаях написаны с мужчин. Во-первых, потому что женщин-натурщиц тогда практически не существовало, во-вторых, потому что авторы просто больше любили мужчин. Наибольшее отторжение у современного зрителя вызывает телосложение женщин эпохи Рубенса. Но будет интересно посмотреть, как станет оценивать этих дам поколение, чьи подростковые сны питались инстаграмами сестёр Кардашьян…
В ХХ веке идеал фигуры менялся ещё стремительней и порой совершенно полярно. Хорошей попыткой запечатлеть эту эволюцию является календарь “Пирелли” 1999 года, снятый Хербом Ритцем, где в проекте под названием “Women through the decades” каждый месяц воплощал по очереди все типажи десятилетий.
Эволюцию и претерпевает тип идеального мужского тела. Хотя это не так заметно, потому что потребителей продукции с их изображениями банально меньше. Однако если сравнить картины Энгра и Александра Иванова с рисунками американского рекламного художника Лейденекера, а потом с современными “календарями пожарников” — это станет очевидно. Фотографии бодибилдеров, которые занимались этим видом спорта до распространения стероидов — умиляют, наводя на мысли о более наивных и чистых временах. А ведь умиление — это тоже асексуально!
Позы и мимика
Важный параметр “винтажности”, когда мы говорим о статичных произведениях, от картин до порнографических открыток — это позы, которые принимают обнаженные люди. Фотография XIX века сильно ориентировалась на живопись, которая, в свою очередь, копировала патетическую жестикуляцию классического театра. Со временем очевиден прогресс, все расслабились и стали более естественными. Однако фотография первой половины XX века все равно очень похожа на кадры немого кино с его преувеличенным, аффектированным позированием.
Очень многие позы, которые в своё время казались героическими (в случае живописи) или кокетливо-завлекающими (в случае фотографии) сегодня кажутся смешными, поскольку язык тела в наше время изменился в сторону большей “естественности”, которую мы в огромных дозах поглощаем с экранов (особенно в эпоху моды на home-video).
Человеческие лица, когда их дают крупным планом, тоже выдают принадлежность к тому или иному историческому периоду (и тем самым нажимают на соответствующие кнопки нашего либидо). Дело не только в макияже и форме бровей с бакенбардами. Большинству эпох свойственны собственные “мимические маски” — вежливые или завлекательные выражения лиц, которые принято носить на публике. Сейчас, в эпоху инстаграма, их самый распространенный вариант — “дакфейс”, благодаря чему в XXII веке фотографии, сделанные в наше десятилетие, будут опознаваться безошибочно. Или вот пинап — его важнейшая составляющая это выражение лица девушки с губками “бантиком”. Современная фотомодель вряд ли такое воспроизведёт без вульгарности.
Герб Ритц. Календарь Pirelli 1999 года. Месяц июль: фотомодель 1990-х имитирует пинап
Атрибуты и одежда
Наконец, дошла очередь до предметов, которые используются в антураже. Тут всё гораздо более индивидуально, хотя некоторые штампы, насаждаемые поп-культурой, оказывают широкое влияние. Например, кружевные корсеты, ещё со времён полотен импрессионистов и ранних вестернов с певичками из салунов — это “хороший”, всемерно одобряемый фетиш. А вот чулки, которые явно не эластичны, а сделаны из натуральных волокон, и поэтому спускаются складочками, на каждого могут подействовать по-разному. Для кого-то это будет пикантный образ из старинного костюмного фильма. Для другого — воспоминание о мерзких советских колготках. Одних смешат панталоны, иных, наоборот, стринги… Собственные ассоциации у зрителя могут вызывать обувь, купальники, предметы мебели в кадре — и это совершенно нормально.
“Что же делать?” — спросите вы меня как искусствоведа. Что делать, если изображение обнажённого человека на киноэкране, в фотографии или на картине меня не возбуждает, а вызывает смех или отторжение? В большинстве случаев — просто забыть об этом предмете, не возвращаться к нему мыслями. Психология человеческой сексуальности очень сложна, никто адекватный не способен испытать возбуждение при виде каждого обнажённого тела на свете.
Тратить силы на мыслительную работу по этому поводу стоит, только если речь идёт о предметах, выставленных в музеях, ставших частью мировой культуры. Тогда я рекомендую провести процедуру по “увольнению” этого предмета с изображением обнажённого человека из разряда “эротика” с переводом его в категорию “классика”. И — вуаля! Никто же не обсуждает “Джоконду” с точки зрения ее сексапильности.
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →