Марина С.:
Мне в 1994 году подарил корову больной на голову ухажер. Всегда дарил мерзкую хрень вроде пластиковых похоронных китайских дешевых цветов, после моего вскукарека о том, что мертвые цветы — мертвым на могилки на Радуницу носят, мертвое — мертвым, а живое — живым, этот дебил позвонил мне и сказал выйти на балкон, а там в февральской грязи срала корова, привязанная к столбу фонаря у моего дома в центре города.
Со мной истерика. Я пыталась дозвониться ему, но он, паршивец, звонил мне из Фриско, улетел по делам на месяц и оставил мне «большое, милое, живое и полезное» напоминание. Я заперла корову в гараж, она, оказалось, еще и писала, как рота пожарников. Я дала объявление о ее продаже в газету, но никто не хотел покупать корову в феврале без запаса фуража. А фуража у меня не было.
Потом ее купили у меня какие-то ребята, но с уговором, что я им ее доставлю. Денег у меня не было на грузовик, и я поволоклась через весь город с коровой на поводке из пояса от маминого халата. Это был отдельный ад. Мы шли долго. Корова срала и писала, ответственные граждане пытались ругаться со мной, чтобы я за коровой убрала. Я огрызалась и пугала их тем, что спущу корову с поводка и сбегу, а корова останется и все им засрет, зассыт и объест.
Мы доперли до общаги меда с коровой, оттуда вылезли смуглые ребята и согласились ее забрать. Сказали, что есть знакомый в магазине, который им баранов режет. И он и корову зарежет, разберет, и мне тоже мяса дадут. Тут корова опять пописала. И мне стало ее жалко. Я отменила сделку и поперлась обратно. Кто-то из бдительных сограждан вызвал милицию, мы шли с коровой по тротуару, машина милиции бибикнула, меня внутрь посадили, корову привязали к машине и медленно поехали в отделение.
Там после истории один мент сказал, что у его жены тетка живет в деревне с козами и возьмет корову. Я согласилась. Потом года четыре он каждый месяц привозил мне две трехлитровые банки молока и тазик домашнего творога от коровы. Творог был очень вкусный. А молоко было вонючим, мы из него оладьи пекли, когда скисало. Потом я уехала из Беларуси на 6 лет. Ни мента, ни корову больше не встречала.
Самое нелепое, что корова шла вперед, только если слышала голос. Может, там еще были способы управлять коровой, но я не нашла. Сначала, когда мы шли, я ей говорила: «Идем, иди, иди». И ужасно глупо себя чувствовала: мало того, что прусь с коровой по городу, так еще и говорю с ней. Поэтому я читала вслух стихи, что помнила, а идти пришлось часа два с половиной. Корова почти всего докастрычницкого Купалу выслушала, Бродского и Пастернака.