В герцогском алькове
Когда Средневековье окончилось, настало время вспомнить об островах в том же ракурсе, в каком думали о них древние греки. Возьмем Андрос – он тоже в Эгейском море, не так уж далеко от Патмоса. Но населяли его, судя по картинам, люди совсем другого образа жизни! Великий Тициан написал это полотно для личных покоев феррарского герцога, так что можно было не стесняться наготы.
Тициан. «Вакханалия на острове Андрос». 1523–1526 гг. Национальный музей Прадо
На картине изображен праздник, устроенный в честь бога Вакха. Этот покровитель виноделия и винопития с минуты на минуту прибудет на остров вместе со своей невестой Ариадной – паруса корабля можно разглядеть вблизи берегов. Поразительно, что это не просто личная вариация Тициана античной темы, каких много бывало в эпоху Ренессанса. Все гораздо серьезнее: Тициан взял книгу древнегреческого писателя Филострата Афинского «Картины», где описывалось 65 работ античных художников. Открыл 25-ю главу и попытался по словесному описанию воспроизвести изображение. Небывалый пример виртуальной живописи.
На стене церкви
Христианский рай описан еще в Ветхом Завете – книге, придуманной кочевниками и скотоводами. Поэтому для нас Эдем – это прекрасный сад с полноводными реками, плодородной землей и множеством птиц и животных. Никаких островов. Однако в Новом Завете место для острова нашлось, причем очень важное.
Мастер женских полуфигур. «Святой Иоанн на Патмосе». Около 1540 г. Лондонская национальная галерея
В ссылку на Патмос – маленький клочок земли в Эгейском море, римляне отправили апостола Иоанна. Именно там его посетило такое вдохновение, такие потрясающие видения, что их отзвуки догоняют нас до сих пор. Речь идет о написанной им книге «Апокалипсис», откуда родом и четыре всадника, и вавилонская блудница. Художники постоянно писали святого Иоанна на Патмосе, клочке суши посреди зеленых волн. И часто в небесах можно разглядеть видения святого – красного дракона-сатану и жену, облеченную в солнце.
В зале академии
Веками, пока романтики и прерафаэлиты не ввели моду на скандинавскую и кельтскую мифологию, искусство продолжало питаться древнегреческими легендами. Этот шедевр эпохи рококо изображает Эгейское море и остров Киферу, где находилось святилище Афродиты. Но, разумеется, у Ватто это уже откровенная игра, карнавал – придворные Версаля даже не утруждают себя нарядиться в античные костюмы, а лишь следуют античным обычаям свободной любви.
Антуан Ватто. «Паломничество на остров Киферу». 1717 г. Лувр
Работая над картиной, Ватто вдохновлялся не только описанием того, как паломники-язычники плавали к храму Афродиты. Но и мотивом из популярной комедии «Три кузины», где рассказывалось о чудесном острове, откуда ни одна девушка не возвращается в одиночестве. Кстати, это по-настоящему новаторское полотно – Ватто сумел изменить казавшиеся незыблемыми правила, царившие во французской Академии художеств, и получить звание академика не за сюжет с богами и героями, а за изображение настоящих людей, своих современников. Реальная жизнь все сильнее начала вторгаться в искусство.
В обычном доме
Удивительное дело, но пейзаж как самостоятельный жанр появился очень поздно, где-то к концу Возрождения. До этого художникам обязательно надо было написать на картине еще либо святых, либо мифических персонажей, – чтобы оправдать само ее создание. И лишь в XVII–XVIII веках стало возможно просто наслаждаться видами природы, без каких-либо оправданий. Пейзаж кисти Гварди, изображающий вид на венецианский остров Сан-Джорджо Маджоре, – одна из таких картин.
Франческо Гварди. «Вид на Сан-Джорджо Маджоре». Около 1760 г. Художественная галерея и музей Келвингроув
Венецианские художники одними из первых стали создавать чисто пейзажные виды. Впрочем, что тут удивительного? Их раскинувшийся в лагуне город красивее многих нерукотворных чудес природы. Еще один важный аспект для роста популярности подобных городских видов – туристическая индустрия. Для какого-нибудь англичанина, который увез это полотно домой, изображенный венецианский остров был подобием солнечного рая.
В подарок маме
Иногда острова – это просто острова. Например, полотно знаменитого пуантилиста Жоржа Сёры изображает Сену и пляж в пригороде Парижа на острове Гранд Жатт. Парижане при полном параде, в цилиндрах и турнюрах… Современники художника, впервые увидев картину на выставке, разглядели в ней массу смыслов.
Жорж Сёра. «Воскресный день на острове Гранд-Жатт». 1884–1886 гг. Институт искусств, Чикаго
Для одних это была веселая толпа в воскресный день (в том числе и для автора, который подарил работу своей матери). Другие же узрели в ней воплощенную скуку, духовную нищету, визуальное отображение мыслей о самоубийстве. Так что, хотя остров – явно не райский, но, возможно, это чистилище или ад? По крайней мере там явно очень жарко и очень людно.
В любом журнале
Индустриализация общества и постоянный рост толп приводят к эскапизму, к побегам из реальности. Одним из первых способов подобного ухода в искусстве Новейшего времени стал символизм. В этом художественном течении все было полно мистического, духовного, загадочного. Ключевой работой символизма стал «Остров мертвых» Беклина – изображение скал с темными деревьями, к которым подплывает лодка, везущая похоже что гроб. Полотно пользовалось колоссальной популярностью, на рубеже XIX-XX веков репродукции можно было встретить в каждом культурном доме. Сам Беклин, кажется, устал от этой популярности – спустя несколько лет он как явное противопоставление своему хиту написал «Остров живых», где парочки влюбленных тритонов и нимф купаются в волнах, а на берегу веселятся люди в античных хитонах. (Заметьте, и тут не обойтись без древних греков).
Арнольд Беклин. «Остров живых». 1888. Музей изящных искусств, Базель
Но картина, несмотря на свой позитивный посыл, такой же популярности не получила. Зрителей, наоборот, тянуло к надлому, к мрачности. Потребуется пара мировых войн, чтобы люди поняли: все-таки острова обязательно должны быть символом счастья. Рецепт прост: море, солнце, да комфортный самолет.
(с) MY MAY, Софья Багдасарова
да, сайты бигпикча, культурология и т.п., это означает, что тырить этот текст к себе нельзя, ни с указанием моего авторства, ни тем более без него.