Софья Багдасарова (shakko.ru) wrote,
Софья Багдасарова
shakko.ru

Category:

Конец дамского угодника: Убийство Генриха IV (окончание)

Начало тут

...Королева злорадно откашлялась.
– Хороший совет, господин герцог, – согласилась она. – Если у Генриха достанет благоразумия последовать ему. – Голос ее звучал напряженно, почти угрожающе. – Однако во всем, что связано с этой историей, король и благоразумие, я думаю, давно распрощались друг с другом.

Король вспылил и в ярости покинул королеву, чтобы совершить самую безумную из своих проделок. Облачившись в кафтан гонца и нацепив на глаз повязку для камуфляжа, он ринулся преследовать беглецов. Генрих знал, что они уехали по дороге на Ландреси, и этого ему было вполне достаточно. Он следовал за ними, меняя лошадей, теряя и вновь находя след, не останавливаясь ни на миг. Но так и не догнал до самой границы Фландрии.

Неизвестный художник. Конный портрет Генриха Наваррского, ок. 1595


Это был очень романтический подвиг, и молодая дама, узнав о нем, всплакнула от радости и злости одновременно. Она принялась посылать королю страстные письма, в которых называла его своим рыцарем и умоляла, если он любит ее, приехать и спасти ее от участи рабыни презренного тирана. Эти жалобные мольбы стали последней каплей: Генрих вконец обезумел и не желал больше ничего видеть и слышать. Ему было безразлично и то, что жена его тоже льет слезы. И Генриха не волновало, что это – слезы ярости, не сдобренной никакими нежными чувствами.

Генрих первым делом отправил Праслена к эрцгерцогу с просьбой приказать принцу Конде покинуть его владения. А когда эрцгерцог с достоинством отказался взять на себя грех и совершить такое беззаконие, Генрих тайком отрядил Кэвре в Брюссель, чтобы выкрасть оттуда принцессу.

Эрцгерцог - это габсбургский правитель Нидерландов Альбрехт VII Австрийский, сын императора Священной Римской империи, женатый на дочери Филиппа II Испанского. На портрете (с оригинала Пурбуса) он вместе со своей женой Изабеллой Кларой Евгенией.


Но Мария де Медичи была начеку и сорвала этот замысел, послав маркизу Спинола предостережение. В итоге принц де Конде и его супруга для пущей безопасности поселились во дворце самого эрцгерцога.

Маркиз Амброджио Спинола-Дориа -- талантливый итальянский полководец на службе у Габсбургов. На портрете Рубенса, ок. 1627 г.


Генрих потерпел полное поражение, но письма глупейшей из принцесс продолжали подхлестывать его, и король принял безрассудное решение вторгнуться с оружием в Нижние Страны, сделав таким образом первый шаг к исполнению своего замысла начать настоящую войну с Испанией, которая прежде велась скорее для виду. Герцогство Клеве послужило ему прекрасным предлогом. Он готов был предать огню всю Европу, лишь бы заполучить желанную женщину.

Шарлотта де Монморанси, принцесса Конде. Тут мы можем на ее лицо вблизи посмотреть. В прошлом посте была плохая копия с картины Рубенса, было не очень ясно. Вот я нашла оригинал, а это его фрагмент. Это как раз 1610 год, и девушке тогда кстати было не 20 лет, как Саббатини пишет, а 14-15 годочков, что в принципе обьясняет ее идиотское поведение.


Генрих принял свое чудовищное решение в самом начале следующего года, и несколько месяцев Франция жужжала, как улей, готовясь к вторжению. Впрочем, это была не единственная причина переполоха. Генриху мешали проповедники, в один голос твердившие, что Клеве не стоит военных усилий, а война будет несправедливой: ведь католическая Франция будет защищать интересы протестантов, и защищать от самых рьяных из всех европейских католиков, от Испании – оплота католицизма. Такая точка зрения находила отклик в народе, а вскоре общая сумятица усугубилась из-за пророчеств, предрекавших королю скорую смерть.

Уважаемый crazy__cucumber обьясняет, почему герцогство Клевское было таким важным: умерший в 1609 году Иоганна Вильгельм был не только (и не столько) герцогом Клевским, сколько правителем герцогства Юлих-Клеве-Берг. Если  одно Клеве было всё-таки одним из многих герцогств в империи (причём да-а-алеко не самым богатым), то владыка совокупного Клеве-Юлих-Берга был одним из крупнейших землевладельцев и одним из самых влиятельных князей на западе Священной Римской Империи. Это было очень крупное (по сравнению с соседями) образование - где-то от Бонна на юге до Клеве на севере и от Ахена на западе до Дортмунда и Зёста на востоке. Карта на 1560 год. А это 18 века карта.


Эти пророчества сыпались на Генриха со всех сторон. И Томазин, и астролог Ля Бросс предупреждали его о звездных знамениях, согласно которым месяц май будет полон опасностей для короля. Из Рима, от самого Папы, пришло сообщение о готовящемся заговоре, в котором были замешаны самые высокопоставленные лица страны. Из Эмброна, Бэйонна и Дуаи поступали сходные известия, а однажды утром в начале мая на алтаре храма Монтаржи была найдена записка, сообщавшая о скорой гибели Генриха.

Но все это могло подождать. Пока же Генрих вел свои приготовления, не обращая внимания ни на предостережения, ни на пророчества. Против него уже составлялось столько заговоров, что он стал совершенно беспечен в этом отношении. Однако ни о каком из прежних злых умыслов его не предупреждали с такой настойчивостью, и ни один заговор еще не проводился в жизнь в столь благоприятных условиях, им самим же и созданных. На душе у короля было неспокойно, и главным источником беспокойства служила коронация королевы, подготовка к которой велась полным ходом.

Должно быть, Генрих знал, что если ему и угрожает насильственная смерть, то, скорее всего, со стороны тех людей, чье влияние на королеву было почти безграничным, – четы Кончини и их тайного, но очевидного союзника, герцога Эпернонского.

Герцог д'Эпернон -- тот самый фаворит покойного Генриха III, который в "Графине де Монсоро" и в "Сорок пять". Живучий был курилка -- вернется к власти, проживет еще долго-долго: умрет в том же году, что и кардинал Ришелье, в возрасте 88 лет.


Стоило королю умереть, а королеве – стать единоличной регентшей на время правления дофина, и эти люди превратятся в подлинных властителей Франции, что позволит им обогатиться и в полной мере утолить свое честолюбие. Генрих ясно видел, что единственный способ обеспечить собственную безопасность – противостоять коронации, назначенной на 13 мая. Мария Медичи настаивала, чтобы церемония состоялась до отъезда Генриха на театр военных действий, и это так угнетало короля, что наконец он приехал в Арсенал и излил душу Сюлли.

– О, друг мой! – вскричал Генрих. – Не нравится мне эта коронация. Сердце подсказывает мне: она приведет к чему-то непоправимому и ужасному.

Он сел и принялся вертеть в стиснутых пальцах футляр со своей лупой для чтения, а Сюлли лишь в немом удивлении взирал на короля, потрясенный этой вспышкой. Затем Генрих надолго задумался и, наконец, поднял глаза.

– Черт! – встрепенувшись, воскликнул король. – Они убьют меня в этом городе. Другой возможности у них нет. Все ясно. Эта проклятая коронация – моя погибель.

– Право же, сир!

Генрих IV


– Думаете, я начитался гороскопов и наслушался предсказателей? Вот что я вам скажу, Великий Мастер: четыре с лишним месяца назад мы объявили о своем намерении начать войну, и вся Франция взбудоражена нашими приготовлениями. Мы не делали из них тайны. Тем не менее в Испании никто не шевельнул и пальцем, чтобы дать нам отпор; там даже не точили шпаг. Из чего же исходит Испания? Из уверенности в том, что войны не будет? Несмотря на мои усиленные приготовления, на мою решимость, несмотря на объявление начала похода семнадцатого мая, несмотря на то, что мое войско уже в Шампани и укреплено такой мощной артиллерией, какой Франция еще не имела и, вероятно, не будет иметь. Откуда же такая уверенность в том, что им нет нужды готовиться к обороне? Из чего исходят они в своем предположении, что войны не будет? Я вас спрашиваю. Ведь они, должно быть, именно так и думают. Вот вам задачка, Великий Мастер, решите-ка ее!

Но прижатый к стенке Сюлли только ахнул и издал какое-то нечленораздельное восклицание.

– Значит, вы об этом не задумывались, так? А между тем дело достаточно ясное: Испания рассчитывает на мою смерть. А кто здесь, во Франции, известен нам как друзья Испании? Кто интриговал с Испанией таким наглым образом и до такой степени, как никогда прежде на моем веку? Ха! Вот видите?

Тогдашний король Испании Филипп III на портрете Хуана Пантохи де ла Крус (фрагмент), 1606 год. Это папа нашей Анны Австрийской.


– Уму непостижимо, сир. Это слишком ужасно. Это невозможно! – вскричал честный и верный государственный муж. – Но если вы убеждены в своей правоте, надо расстроить эту коронацию, отменить поход и воздержаться от войны. Это ведь совсем не трудно, надо лишь захотеть.

– Да, все это так, – король поднялся и сжал плечо герцога своей сильной нервной ладонью. – Отменить коронацию раз и навсегда. Это удовлетворило бы меня. Я смог бы освободиться от дурных предчувствий и безбоязненно покинуть Париж.

– Очень хорошо. Я немедленно отправлю гонцов в Нотр-Дам и Сен-Дени с приказом прекратить приготовления и отослать мастеровых.

– Э, нет, погодите. – Глаза короля, на миг озарившиеся надеждой, снова потухли, чело озабоченно нахмурилось. – Ну как же быть? Как быть? Я хочу этого, друг мой. Но как отнесется к такому шагу моя жена?

– Пусть относится так, как ей заблагорассудится. Не верю, что она будет продолжать упорствовать, когда узнает, что вас терзает предчувствие беды.

– Возможно, возможно… – ответил король, но голос его звучал уныло. – Попытайтесь убедить ее, Сюлли. Я не смогу сделать такое без ее согласия. Но вы сумеете уговорить ее. Отправляйтесь же к ней.

Королева Мария Медичи в 1616 году на портрете Ф. Пурбуса


Сюлли прервал приготовления к коронации и принялся добиваться приема у королевы. После этого он, по его словам, три дня всеми правдами и неправдами тщился тронуть ее душу. Но все его труды канули впустую: Мария Медичи осталась непреклонна. Все доводы Сюлли она парировала одним своим доводом, но таким, на который ему нечего было ответить.

Если ее не коронуют как французскую королеву, на что она имеет полное право, она превратятся в дутую фигуру, подчиненную регентскому совету в отсутствие короля. А такое положение недостойно ее и невыносимо для нее как для матери дофина.

И Генриху пришлось уступить. Совершенные им несправедливости сковали его по рукам, будто цепи, а главная из этих несправедливостей – война – была самым тяжким бременем, особенно теперь, когда он открыто признал, что вынашивает такие намерения.

Как-то раз ему выдалась возможность спросить папского нунция, что думает Рим об этой войне.

– Люди, располагающие наидостовернейшими сведениями, – смело ответил ему нунций, – придерживаются мнения, что главным призом, ради которого будет вестись война, станет принцесса Конде, которую Ваше Величество желает вернуть во Францию.

Папским нунцием в то время во Франции был Роберто Убальдини. На портрете Гвидо Рени (1627 год)


Рассерженный дерзостью святого отца, Генрих в сердцах сделал заявление, которым крайне неразумно и опрометчиво подтвердил верность такого рода предположений.

– Господи, да! – вскричал он. – Да, я определенно хочу вернуть ее и верну, и никто не остановит меня, даже наместник Божий на Земле!

Произнеся эти слова, которые, как он знал, будут переданы королеве и ранят ее куда сильнее, чем все предыдущие события, Генрих доказывал, что совсем потерял совесть. Он презрел все свои страхи, но теперь был бессилен повлиять на жену и удалить ее приближенных – заговорщиков, чьи интриги подтверждались многочисленными доказательствами.

И вот, 13 мая в четверг, наконец-то состоялась коронация. Она была проведена в Сен-Дени с надлежащим блеском и помпезностью. По сценарию, празднества должны были длиться четыре дня и завершиться в воскресенье торжественным въездом королевы в Париж. В понедельник король намеревался отбыть, чтобы возглавить свои войска, уже выходившие к границам.

"Коронация Марии Медичи" (картина из огромного цикла Рубенса, который Мария заказала уже в правление своего взрослого сына, подчеркивая свое могущество), 1622-5. Художник поскольку был не дурак, король Генрих изображен не в толпе, не рядом с королевой -- а в квадратном окошке прямо над головой королевы.


Во всяком случае, так он предполагал. Но королева уже все поняла: призвание Генрихом подлинных целей войны убедило ее и наполнило ее сердце лютой ненавистью к человеку, устроившему этот оскорбительный фарс с коронацией. Королева решила любой ценой помешать Генриху и послушалась Кончини, который нашептывал ей, что надо, наконец, отомстить, ответив вероломством на вероломство.

Кончини и его сообщники взялись за это с таким знанием дела, что еще за неделю до коронации в Льеже появился гонец, объявлявший налево и направо, что он везет германским князьям известие об убийстве Генриха. Одновременно сообщения о смерти короля вывешивались по всей Франции и Италии.

Тем временем Генрих, какими сомнениями ни терзалась бы его душа, внешне выглядел спокойно и пребывал в прекрасном расположении духа в продолжение всей церемонии коронации жены, а под конец поздравил ее, пожаловав шутливым титулом “госпожи регентши”.

Фрагмент предыдущей картины: Марию коронуют


Этот мелкий приятный эпизод, возможно, тронул ее и заставил вспомнить о совести: той же ночью в покоях короля Мария внезапно пронзительно закричала, и когда ее супруг в тревоге вскочил на ноги, она рассказала ему свой сон, в котором, якобы, видела Генриха зарезанным. Срывающимся голосом королева принялась сбивчиво молить короля поберечь себя в ближайшие дни, причем она давно уже не бывала так нежна с ним, как в ту ночь. Наутро королева возобновила увещевания, умоляя короля не покидать сегодня Лувр и твердя о своих роковых предчувствиях.

Генрих рассмеялся в ответ.
– Вы наслушались пророчеств Ля Бросса, – заявил он. – Ба! Да стоит ли верить такой чепухе?

Вскоре явился герцог Вандомский, побочный сын Генриха от маркизы де Верниль. Он пришел с такими же предостережениями и пустился в аналогичные увещевания. И ответ получил такой же.

Герцог Вандомский -- это сын Габриэль д'Эстре. Сейчас ему 16 лет. Отец нашего косноязычного герцога де Бофора.
Даниель Дюмустье. Предполагаемый портрет Сезара де Вандома в молодости.



Накануне ночью Генриху не дали поспать, поэтому он, сумрачный и невеселый, прилег отдохнуть после обеда. Но сон не шел к нему, и король поднялся. Мрачный и угрюмый, бесцельно бродил он по дворцу и наконец вышел во двор. Здесь разводящий дворцового караула, у которого король спросил, сколько теперь времени, заметил вялость и бледность короля. Служака позволил себе вольность предположить, что Его Величеству, возможно, станет лучше, если он подышит свежим воздухом.

Это случайное замечание решило судьбу Генриха. Его глаза благодарно блеснули.
– Добрый совет, – сказал он. – Вызовите мой экипаж. Я съезжу в Арсенал навестить герцога де Сюлли, которому неможется.

Король ехал к Сюлли, но по пути передумал и поехал к красавице Поле (первой женщине, заслужившей прозвание "львица"), правда -- не ради себя, а ради Бофора, который беспокоил его своими склонностями не к тому полу.


На мощеной площадке за воротами, где обычно лакеи дожидались своих господ, сидел тощий человек лет тридцати, облаченный в темное одеяние, с отталкивающим злобным лицом. Эта физиономия однажды даже стала причиной его ареста, ибо стража предположила, что человек с такой миной обязательно должен быть злодеем.

Пока готовили экипаж, Генрих вновь вошел в Лувр и объявил королеве о своем намерении ехать, чем немало поразил ее. Она в испуге принялась уговаривать его отменить приказ и не покидать дворец.

– Я только туда и обратно, – пообещал король, смеясь над ее страхами. – Вы и не заметите, что я уехал, а я уже вернусь.
И он ушел. Чтобы больше не возвратиться домой живым.

Нападение на Генриха IV, гравюра конца 17 века, by Gaspar Bouttats


Генрих сидел в карете. Стояла прекрасная погода, все занавески были подняты, и король любовался городом, который принарядился, готовясь к воскресенью, когда королева должна была торжественно вступить в Париж. Справа от короля сидел герцог Эпернон, слева – герцог Монбазон и маркиз де ла Форс. Даворден и Роквелар ехали в правом багажном отсеке, а неподалеку от левого, напротив Генриха, сидел Миребо и дю Плесси Лианкур. Карету сопровождала лишь горстка всадников да пять-шесть пехотинцев.

Экипаж свернул с улицы Сент-Оноре на узкую улочку Ферронери, где был вынужден остановиться: дорогу преградили две встречные повозки. Одна была нагружена сеном, вторая – бочонками с вином. Все пехотинцы, за исключением двух, шагали впереди. Один из оставшихся двоих отправился расчищать путь для королевской кареты, а другой воспользовался остановкой, чтобы поправить свою подвязку.

Нападение на гравюре 17 века, by Jan Luyken


В этот миг, тенью скользнув между каретой и стенами лавок, на улице появился убогий отвратительный оборванец, сидевший час назад на мостовой возле Лувра. Став на спицу неподвижного колеса, он приподнялся, перегнулся через герцога Эпернонского и, выхватив из рукава прямой тонкий клинок, вонзил его в грудь Генриха. Король, занятый чтением письма, вскрикнул и инстинктивно поднял руки, защищаясь от нападения. Этим движением он открыл для удара свое сердце. Убийца вновь пронзил его ножом, и на этот раз лезвие вошло по самую рукоятку.

Charles-Gustave Housez, "Убийство Генриха IV'', 19 век


Генрих издал сдавленный кашляющий звук, обмяк, и изо рта у него потекла струйка крови.
Пророчества сбылись, сказочка, рассказанная неделю назад проезжавшим через Льеж гонцом, стала явью, также как и слухи о смерти короля, уже давно ходившие по Антверпену, Брюсселю и другим городам и весям.

Убийца нанес еще и третий удар, но его отразил наконец-то очнувшийся Эпернон. После этого злодей отступил на шаг от кареты и остановился, не предпринимая никаких попыток бежать и даже избавиться от изобличавшего его кинжала. Сен-Мишель, один из сопровождавших короля знатных господ, ехавший за каретой, выхватил шпагу и наверняка заколол бы убийцу на месте, не удержи его от этого Эпернон. Пехотинцы схватили лиходея и передали его капитану стражи. Убийца оказался школьным учителем из Ангулема, города, расположенного на землях Эпернона. Звали его Равальяк.

Занавески кареты тотчас же задернули, экипаж развернули и погнали обратно в Лувр. Во избежание беспорядков толпе сообщили, что король лишь ранен.

Робер-Флери. Умирающего короля приносят  в Лувр. Набросок, 19 век


Но Сен-Мишель отправился в Арсенал, увозя с собой нож, убивший его повелителя, и сообщил злую весть верному преданному другу Генриха. Сюлли знал достаточно, чтобы сразу понять, откуда обрушился удар. С сердцем, переполненным горем и яростью, он вскочил на коня, хоть и был болен, и, скликая своих людей, отправился в Лувр в сопровождении отряда из ста человек, к которому по пути присоединились еще столько же верных слуг короля. На улице Рю де ля Пурпуантье какой-то прохожий сунул в руку герцога записку. Она была нацарапана небрежно и наспех: “Мсье, куда вы стремитесь? Дело сделано. Я видел его мертвое тело. Прорвавшись в Лувр, вы уже не выберетесь оттуда.”

На подъездах к улице Святого Иннокентия Сюлли предостерегли еще раз: некий господин по имени дю Жон остановился и тихо пробормотал: “Господин герцог, от нашего недуга нет средства. Берегите себя, ибо этот странный удар судьбы возымеет ужасные последствия.”

На улице Сент-Оноре Сюлли бросили еще одну записку, сходную содержанием с первой. И хотя сомнения герцога быстро сменялись уверенностью, он продолжал скакать в Лувр в сопровождении отряда всадников, выросшего до трехсот человек. Но в конце улицы его остановил господин де Витри, который натянул поводья, завидев герцога.

Николя де Витри - человек, который несколько лет спустя по подмигиванию подросшего Людовика XIII убьет пресловутого Кончини.


– О, мсье, куда вы направляетесь с таким эскортом? – спросил Витри вместо приветствия. – Вам позволят войти в Лувр с двумя-тремя сопровождающими, не больше, а этого вам делать не следует, ибо заговор простирается гораздо дальше. Я видел нескольких человек, столь мало опечаленных понесенной потерей, что они не могут выказать даже притворной скорби. Возвращайтесь назад, мсье, у вас и без поездки в Лувр достанет забот.

Горестно-возвышенный облик Витри подействовал на Сюлли, ибо вполне соответствовал его собственным мыслям. Герцог развернулся и отправился восвояси, однако вскоре его настиг гонец от королевы, которая слезно молила Сюлли немедля приехать к ней в Лувр в сопровождении сколь только можно малочисленной свиты. “Это предложение явиться туда одному и предать себя в руки врагов моих, которыми кишел Лувр, явно не имело целью рассеять мои подозрения”, – пишет Сюлли.

В довершение всего ему сообщили, что у ворот Арсенала уже ждет капитан стражи с отрядом солдат, в то время как другие отряды отправлены в Тампль, где были пороховые погреба, и в казначейство.

– Передайте королеве, что я – ее верный слуга, – попросил герцог гонца, – и скажите, что впредь до получения дальнейших указаний я намерен прилежно исполнять свои прямые обязанности.

Бастилия в 18 веке


С этими словами Сюлли направился в Бастилию и закрепился там. Вскоре к нему ручьем потекли посланцы Ее Величества, умолявшие герцога прибыть в Лувр. Однако Сюлли, больной и измотанный всем пережитым, улегся в постель под благовидным предлогом: недомогание.

Тем не менее, наутро он позволил уговорить себя откликнуться на призывы королевы: его заверили, что оснований для опасений нет. Более того, он мог чувствовать себя довольно спокойно под защитой парижан. Если в Лувре на него совершат покушение, это будет означать, что удар, убивший его повелителя, был нанесен вовсе не фанатиком-одиночкой, как ныне пытались представить дело. Стало быть, скорое и неотвратимое возмездие падет на головы злодеев, которые выдадут себя, доказав, что фанатизм бедняги был коварно использован ими в собственных недобрых целях.

Еще один портрет Сюлли. Не волнуйтесь за него: даже не посадят в крепость. Он просто удалится в свое поместье, доживет там до 81-летнего возраста (Ришелье умрет год спустя после его смерти, опять даю веху).


Вооружившись этой уверенностью, Сюлли отправился во дворец, и мы знаем из его записок, сколь жгучее негодование охватило герцога, когда он заметил, какое самодовольство, злорадство и даже ликование царят в этой обители смерти. Однако сама королева, потрясенная случившимся и, возможно, терзаемая муками совести из-за того, что стала причиной трагедии, которую в самый последний миг пыталась предотвратить, ударилась в слезы при виде Сюлли и велела привести дофина, который бросился на шею герцогу.

– Сын мой, – сказала ему королева, – это господин Сюлли. Ты должен любить его, ибо он был одним из лучших и самых верных слуг короля, твоего отца. И я прошу его служить тебе так же, как он служил Генриху.

Столь справедливые слова могли бы убедить менее проницательного человека в беспочвенности его подозрений, однако последующие события очень быстро раскрыли бы ему глаза на истину. Кончини и их ставленникам не терпелось низвергнуть Сюлли, чтобы устранить последнюю помеху на пути к удовлетворению своего зловещего честолюбия. И они преуспели в этом.

Рубенс. Фрагмент картины "Смерть Генриха IV и провозглашение регентства": все преклоняются перед Марией Медичи


Политике, которую проводил при жизни король, очень скоро был положен конец. Сюлли стал свидетелем возрождения старых союзов и объединения французской и испанской короны. С курсом на умиротворение тоже было покончено. Протестантов уничтожили, собранные Генрихом богатства разбазарили, людей, не пожелавших жить под ярмом новоявленных фаворитов, предали опале. Вот что наблюдал Сюлли на склоне лет. А кроме того, он наблюдал и быстрое вознесение к вершинам власти во Франции Кончино Кончини, этого флорентийского авантюриста, сумевшего коварно использовать в своей выгоде ревность королевы и неосмотрительность короля; получившего впоследствии титул маршала Д'Анкр.

7 лет спустя де Витри застрелит Кончини. Тело похоронили втайне, но через несколько дней народ вырыл его, протащил по всему Парижу, разрубил на куски и бросил в пламя перед статуей Генриха IV. По некоторым сведениям, поджаренные останки маршала были съедены. Галигай разделила участь мужа: обвиненная в колдовстве, она была обезглавлена. Все это мы видим на гравюре 1618 года, сделанной по горячим следам.


Что касается несчастного Равальяка, то его, якобы, подвергли пыткам и замучили насмерть, так и не вытянув имен сообщников. Деяние свое он объяснял стремлением предотвратить неправедную войну против католицизма и Папы. Разумеется, все это была липа; просто люди, орудием которых стал убийца, вероломно использовали его фанатизм, сыграли на нем и поставили себе на службу. Я использовал здесь слово “якобы” потому, что полные тексты протоколов допросов Равальяка обнаружить уже не удастся. Кроме того, поговаривали, что на пороге смерти он, поняв, что предан теми, кому, по-видимому, доверял, изъявил желание исповедаться, однако нотариус Вуазен, исполнявший эту предсмертную волю, записал признание Равальяка таким неразборчивым почерком, что впоследствии его так и не смогли расшифровать.

Может быть, это правда, а может, и нет. Однако нам точно известно, что когда председатель судебной палаты решил расследовать заявление некой госпожи д'Эскаман, обвинявшей в заговоре Эпернона, его высочайшим повелением вынудили отказаться от этого.

Четвертование Равальяка. Толпа не дала закончить казнь, набросилась на убийцу и сама разорвала его на кусочки. Актуальная гравюра 1610 года.


Такова история убийства Генриха IV, изложенная на основе источников, которые представляются мне ранее малоизученными. Эти источники наводят на целый ряд умозаключений, которые, при всем их правдоподобии, я бы не решился без колебаний назвать абсолютной истиной.

Если задаться вопросом, кто были те друзья, которые подсказали Равальяку столь гибельную линию поведения, то ответ мы получим в самой истории. Она учит нас, что, когда речь идет о действиях, приводящих к таким последствиям, непозволительно выдавать подозрения и домыслы за действительность. Даже пытавшие Равальяка судьи не посмели ничего сказать об этом деле и выказывали свое отношение к нему в основном при помощи жестов, выражавших ужас и недоумение.

Рубенс. "Смерть Генриха IV и провозглашение регентства" (картина из того же цикла)


(с) рассказ Рафаэля Сабатини из цикла "Вечера с историком-2" (1919).

Tags: вечера с историком, франция
Subscribe

Posts from This Journal “вечера с историком” Tag

  • Post a new comment

    Error

    Anonymous comments are disabled in this journal

    default userpic
  • 32 comments
Previous
← Ctrl ← Alt
Next
Ctrl → Alt →
Previous
← Ctrl ← Alt
Next
Ctrl → Alt →

Posts from This Journal “вечера с историком” Tag