Особенно для русского.

Вот глядишь на такого, и понимаешь, почему в начале ХХ века революция случилась, против чего так решительно авангардисты, футуристы восставали, с чего бесилось. Какое искусство молодое Советское государство решительно отказалось брать с собой в новую эпоху. При этом красота-то в этом постсалонном творчестве есть, и красота завораживающая.

Оригинал записи: https://philologist.livejournal.com/6097723.html

Демонический мир Николая Калмакова

Родился и провел детские годы в Италии, на Ривьере. Был сыном русского генерала и итальянки. Систематического художественного образования не получил, живопись и анатомию изучал самостоятельно в Италии, куда вернулся после окончания юридического факультета Санкт-Петербургского университета (по другим источникам — Императорского училища правоведения) в 1895. В 1900 вновь приехал в Россию, сначала поселился в Москве, а в 1903 перебрался в Санкт-Петербург. Творческий дебют художника состоялся в начале 1900-х, когда он начал активно участвовать в выставках различных художественных объединений, формально не принадлежа ни к одному из них. Его фантастическая живопись («Черные девы», «Сакья муни», «Голова Астарты») была навеяна одновременно древними восточными мотивами, немецким романтизмом и мистицизмом начала ХХ века. Увлечение оккультизмом, эротическая символика и декоративность делают Калмакова ярким представителем русского символизма.

В 1912–1917 художник тесно общался с мирискусниками и принимал участие в выставках объединения. Благодаря этому кругу, Калмаков познакомился с творчеством европейских представителей стиля модерн, прежде всего с работами Обри Бердсли, чей стиль оказал огромное воздействие на графику и театральные эскизы Калмакова.

The Triumph of Man 1927 г.

В 1900-х — 1910-х художник участвовал в выставках Союза русских художников (1908), Московского товарищества художников (1900), группы «Треугольник», объединений «Современные течения в искусстве» (1908) и «Импрессионисты» (1909). В 1913 в Петербурге прошла первая персональная выставка Калмакова (в Малом зале Общества поощрения художеств), которая вызвала широкий резонанс в прессе (от восторженных отзывов критиков до разгромных статей). Живописная манера этого времени отличалась орнаментальной изощренностью, любовью к рельефному мазку, серебряной краске и позолоте (автопортреты в образе Иоанна Крестителя и Людовика XIV). В 1915 создал символический диптих «Ангел Карающий» и «Георгий Победоносец».

В 1908–1916 активно работал как театральный декоратор, оформил 11 спектаклей в различных театрах Санкт-Петербурга и Москвы. Наиболее значительными постановками в его сценографии стали «Саломея» Оскара Уайльда (1908, театр В. Ф. Комиссаржевской, постановка Н. Евреинова), «Анатэма» Леонида Андреева (1909, Новый драматический театр, постановка А. Санина), «Юдифь» Ф. Гербеля (1909, театр В. Ф. Комиссаржевской), «Великий князь Московский» Лопе де Вега (1911, Старинный театр), «Жизнь есть сон» Кальдерона (1914, Камерный театр, постановка А. Зонова), первый марионеточный спектакль в России «Сила любви и волшебства» Тирсо де Молины (1916, Старинный театр, совместно с М. Добужинским).

После 1916 Калмаков к оформлению театральных постановок больше не возвращался, за исключением неудачной совместной попытки с Н. Евреиновым восстановить спектакль «Саломея» в 1925 в эмиграции. В своих театральных декорациях и эскизах костюмов художник проявил себя как мастер, наделенный богатой фантазией и склонный к изысканной и дерзкой колористике. Калмаков одним из первых начал создавать эмоционально насыщенные костюмы-образы и использовать локальный цвет в качестве основного выразительного средства (тем самым стал одним из предвестников минимализма в сценографии).

В книжной графике и экслибрисе Николай Калмаков развивал те же стилевые и формальные признаки, они сближали его с художниками круга «Мира искусства». Выполнил иллюстрации к изданиям стихов поэтов-символистов К. Бальмонта, В. Брюсова, Н. Гумилева, З. Гиппиус, А. Белого и других. В частности, оформил книгу «Принцесса Лера» Н. И. Кронидова (СПб, 1913) и поэтический сборник «Утренняя звезда» в 1913, а также два сборника в 1915 — «Война в русской поэзии» и «Россия в родных песнях». Работая над иллюстрациями, Калмаков придерживался единого стиля черно-белых, скромных обложек с несколькими символическими изображениями, заключенными в фантазийный скандинавский орнамент.

Экслибрисы художника выдержаны в стилистике модерна, сочетающей символику, фантастический сюжет и эротический подтекст. Наиболее известны книжные знаки Н. Тэффи и Ф. Сологуба, выполненные Калмаковым.

В 1915 Калмакова призвали в действующую армию, однако вскоре стараниями М. Добужинского он был переведен в историческую комиссию Красного креста, где стал работать в сотрудничестве с Г. Нарбутом и С. Чехониным. Натурные зарисовки фронтового быта и серия литографированных открыток военного периода демонстрируют талант художника на поприще станковой и печатной графики.

В 1920 художник покинул Россию и эмигрировал во Францию (по одной версии, через Константинополь, по другой — через Латвию или Эстонию); с 1924 обосновался в Париже, где в 1926–1947 жил на улице Ларошфуко. В эмиграции Калмаков вел замкнутый образ жизни, избегая общения с кругами бывших соотечественников. Если в первые годы эмиграции он устраивал выставки своих работ, которые не вызвали большого интереса, то в конце жизни мастер фактически был предан забвению. Единственным его другом был художник С.П. Иванов. Умер Калмаков в 1955 в доме для престарелых города Шелль.

В 1964–1970-х коллекционеры Жорж-Мартин дю Нор и Бертран Коллэн дю Бокаж, обнаружившие на «блошином» рынке 40 картин художника, организовали серию его персональных выставок в Париже и Лондоне, заново открыв творчество мастера публике.

Как театральный художник и книжный иллюстратор Калмаков ближе всего примыкает к эстетике позднего «Мира искусства», а в станковой живописи он был последовательным символистом. Некоторые его парижские работы 1920-х — 1930-х годов обнаруживают сюрреалистические элементы, а также черты американского плаката, сочетающего нагнетание страха с детализированной и сглаженной манерой письма.

Произведения Николая Калмакова представлены в Государственном Русском музее, Санкт-Петербургском государственном Музее театрального и музыкального искусства, Театральном музее им. А. А. Бахрушина в Москве, а также в частных собраниях.е в Государственной Третьяковской галерее, Государственном Русском музее, ГМИИ им. А. С. Пушкина и других.

UPD отсюда

По возвращении в Россию в 1905 году Калмаков начинает выставлять свои работы на выставках различных художественных объединений, формально не принадлежа ни к одному из них.
Ему тридцать два года, он женат и живет в маленьком доме в Петергофе.
Из воспоминаний артиста А. Мгеброва: “Калмаков был вообще преоригинальным человеком с большим мистическим уклоном, но вместе с тем он всегда стремился и пытался самим собой, своей собственной личностью воплотить художественную проблему эпохи Возрождения.

Так, например, он, как старинные художники, никогда не покупал красок, но приготовлял их сам из трав и растений, чтобы познать древнюю тайну их – не умирать и не исчезать.
И жил он своеобразно, уединенно и одиноко, именно так, как жили старинные художники. В Петергофе, у большого петергофского парка, он имел маленький собственный домик, в котором были высокие узкие окна, старинная мебель, какие-то старинные баллюстрады, лесенки и переходы.
Однажды, во время моего визита, он шепнул мне загадочно, что рисует дьявола.
«У меня все эскизы наверху» - сказал он со странным блеском в глазах. - Я бодрствую до поздней ночи и наблюдаю за ним. Я даже мельком увидел его глаза…его хвост... даже копыта..., но я еще не видел его полностью. Однако, я сделал сотни эскизов. Вы хотите их посмотреть?» Фактически, на пыльном чердаке, который служил художнику и мастерской, он показал мне захватывающее и пугающее разнообразие эскизов, изображающих дьявола. При этом он был абсолютно уверен, что видел все это".

Хотя не сохранилось ни одной картины этого периода, Калмаков позже возвратится к теме дьявола.
Его современники вспоминают, что, живя в Петергофе, Калмаков присоединился к секте скопцов, одним из самых первых сторонников которой был Григорий Распутин. Секта требовала строгое отвержение плоти. Действительно, Скопцы (Skoptzy) считали пол человека источником всего зла, требовали воздержания, аскетизма и, в случае необходимости, даже кастрации.

Французский коллекционер Жорж Мартин дю Нор в своей книге о Калмакове создает портрет художника-отшельника. Он утверждает, что верования художника привели его к женоненавистничеству и даже плохому обращению с женой: «Чтобы наказать жену, он закрывает ее в доме, сам рисуя целый день...
В это же время появилась еще одна тема его работ: женщина, как воплощение зла».

Революция 1917 года спровоцировала уезд Калмакова за границу, правда, уехал он не сразу, оставаясь в Санкт-Петербурге до 1920 года. Провел несколько лет в Прибалтике в надежде, что революция скоро закончится, и он сможет возвратиться домой. В апреле 1922 года организовал выставку своих театральных работ в эстонском городе Ревеле. В 1924 уезжает из Эстонии на французскую Ривьеру на курорт, но вскоре художник сбеает на север Франции, поскольку убивает на дуэли мужа своей любовницы.Уезжает уже насовсем, чтобы никогда не возвращаться. С собой берет только холсты и краски,оставляя жену и сына.

В первые годы эмиграции, а Н.К. Калмаков устраивал свои персональные выставки во многих странах Европы. Особого энтузиазма у любителей они не вызывали, постепенно угасал интерес и к вновь создаваемым работам художника.
В Париже он вел замкнутый образ жизни.
В комнате на де ла Рошефуко художник избегал ассоциаций с кругом русских эмигрантов, живущих в Париже, отказываясь от всех приглашений на обеды и встречи.
В одном из его немногих оставшихся писем он объясняет причину своих отказов:
"Мой дорогой друг, для меня будет невозможным видеть Вас завтра вечером, из-за моего ужасного отвращения ко всему русскому..."
В течение многих лет консьерж гостиницы думал, что Калмыков - итальянец.

В 1928 Калмаков предпринял попытку поменять формат творчества.
Писатель Хелайдор Фортин заказал ему серию из двадцати четырех картин, которые украсили бы интерьер часовни. В одной из книг Фортина – «Библия духа», было частично описано видение этих картин.
В часовне появился ряд демонов: некоторые с черной кожей, один со змеиными ногами, другой с ветками дерева вместо ног. Эти таинственные существа были «коронованы», как свечи, пламенем на головах. Над каждым находилось загадочное письмо или шифр.

После завершения работ в часовнях начинается третий период творчества Калмакова. Художник пишет героическо-мифологические работы. Он начи нает испытавать денежные затруднения и селиться в меньших и более дешевых комнатах. Регистрационная книга гостиницы сохранила схему этих «переездов», закончившихся маленькой комнаткой на чердаке гостиницы.

Уединенное существование, отказ показывать свои работы и высокомерное отношение к окружающим постепенно приводили к бедности. Мадам С. (его последняя близкая знакомая) рассказывала: «Все в здании знали, что на чердаке умирает от голода старый живописец. Он жил, питаясь одной тарелкой супа в день. Но его высокомерие препятствовало состраданию..."
Мгебров добавляет, что Калмаков избегал жалости и оставался гордым до конца, «он носил пальто денди, прямое и узкое, которое сшил самостоятельно».
Живописец Иванов вспоминал: «Несмотря на бедность, он никогда не хотел продать любую из своих работ. Чтобы выжить, он искал случайные заказы, которые мог сделать легко – будь то набожные изображения или гравюры для немцев..."

Его последняя выставка в галерее Charpentier (Париж) в 1928 собрала положительные отзывы, но Калмаков чувствовал себя непонятым современниками, считая, что окружен идиотами, которые не в состоянии понять величину его таланта.

Гватемальская женщина, которая жила в той же гостинице, вспоминала потом, что в 1941 г. она «набралась смелости, чтобы обратиться к проходившему художнику с несколькими словами, на которые он не ответил. Но я проскользнула в его комнату и оставила на столе чашку чая с несколькими булочками. Час спустя, Калмаков пришел в мою комнату и церемонно подарил мне букет роз».
Так началась последняя любовная связь в жизни Калмакова.
Мадам С. была на двадцать пять лет моложе художника. Следующие шесть лет она заботилась о Калмакове, но их отношения - как со всеми женщинами в его жизни - были не спокойными, со скандалами и шумными примирениями.

В 1947 году был составлен договор, по которому дама оплачивала для него место в доме престарелых в обмен на большую коллекцию его работ. В возрасте шестидесяти восьми лет Калмаков оказался в доме престарелых на севере Парижа.
Он жил, окруженный бедными и нуждающимися людьми, в комнатах на несколько человек.
Понимая, что деньги - его единственное спасение, он в отчаянии обратился к российскому Красному Кресту и затем к кюре городка Шелле, где располагался дом престарелых, с предложением продать им всю коллекцию своих работ, находившуюся теперь в руках мадам С.
Когда же кюре послал письмо мадам С., она отклонила его предложение с негодованием, заявив, что картины теперь принадлежат ей, и она не собирается их продавать.
Калмаков понял, что попал в ловушку жестокости и алчности.

Когда один из его последних приятелей навестил художника, он увидел, что руки художника были искажены ревматизмом, большие белые завитки волос, которые когда-то короновали его лысину, были пострижены.
«Он сидел спокойно, своими синими глазами смотрел со скукой на гостя и не произносил ни слова».

В 1955 русский эмигрант, аристократ и художник умер в одиночестве, безызвестности и бедности в госпитале де Лани на севере Парижа. Он был похоронен на сельском кладбище изогнутым и безымянным крестом, подвергнутым временем коррозии.
После смерти этого отшельника, каковым считали Калмакова многие, в его маленькой комнате в гостинице де ла Рошефуко были обнаружены более сорока его произведений, которые посчитали эксцентричными, ничего не стоящими и заперли на хранение, а вскоре и забыли.
В течение своей уединенной жизни художник рисовал работы, которые отражали его навязчивые идеи с мученичеством, аскетизмом, упадком, духовностью и сексуальностью. Выполненные в стиле, названном русским ар-нуво, его образы говорили о том, что их написал либо сумасшедший, либо гений.

Материалы взяты из статьи Елены Струтинской Легенда о «Саломее» и сайта Парашутов