Женщина-вамп эпохи Серебряного века и ее истинное лицо

«Сидит у стола кошка в дамском платье; ее мордочка в виде круглой тарелки, в каком-то рогатом головном уборе; тощие лапы в дамских рукавах протянуты к столу, но она сама смотрит в сторону, словно поставленные перед нею блюда не по вкусу, а ей надо стащить что-нибудь другое на стороне; талия ее, весь склад и фигура – кошачьи, такие же противные, как у английского ломаки и урода Бердслея. Невыносимая вещь!» -- так писал о картине Леона Бакста 1902 года критик Стасов с замшелой бородой.

Л. Бакст. "Ужин". 1902.


В.В. Розанов об этой же картине: «Стильная декадентка fin de siècle черно-белая, тонкая, как горностай, с таинственной улыбкой, à la Джиоконда, кушает апельсины».

Почитаем, что современные ученые о ней пишут. "Картина «Ужин», прозванная в шутливом противопоставлении серовской «Девочке с персиками» «Дамой с апельсинами», – одно из самых популярных полотен Бакста. С одной стороны, этот большой холст относится к весьма распространенному в русском искусстве конца XIX – начала XX века жанру «портрета незнакомки». С другой, произведение отличается целым рядом черт, делающих его непохожим на салонные портреты безымянных красавиц. Художник создает образ близкий распространенному в европейском модерне специфическому типу «женщины-вамп», который оказал большое влияние и на кинематограф и на литературу того времени. (...)

Избрав в качестве внешнего прототипа героини жену Александра Бенуа Анну Карловну, художник в данном случае не ставит портретных задач. Претворяя весь облик модели – лицо, фигуру в длинном бархатном платье со шлейфом, – Бакст создает характерный для своего времени призрачный и вместе с тем чувственный образ «ресторанной незнакомки», одновременно и влекущей, и порочной. Светящееся, словно фарфор, лицо так и осталось ненаписанным, Бакст лишь наметил поверх масляной подготовки его легкую графику: миндалевидные глаза, тонкий нос, острый перевернутый «серп» алых губ. И дело здесь не в спешке перед открытием выставки, и даже не в «гениальной небрежности» (выражение одного из критиков того времени), а в достигаемом сочетанием различных приемов и техник свойственного модерну соединения реальности и условности".

***
Поговорим про даму, которая позировала для картины -- Анна Карловна Бенуа, ур. Кинд.



Это была жена нашего замечательного художника и великого искусствоведа Александра Николаевича Бенуа.

Леон Бакст. "Портрет А.Н. Бенуа", 1898


Замечательный был человек. Если ищете чего почитать по истории русской живописи 19 века, лучше его одноименной книги до сих пор еще ничего не написали. Фактов и дат, мабудь, накопали новых, а вот оценочно, и по красоте образов и языка -- нет, не написали.

Александр Николаевич и Анна Карловна, которую дома звали Атя, прожили вместе 60 лет, и это был счастливейший брак. Мемуары Бенуа -- отличный способ втянуться в историю Серебряного века, и вот на них она второе главное действующее лицо после автора. О ней писали множество мемуаристов, например, Добужинский:

«Бенуа был нашим общим центром, и уюту его дома очень помогала его жена, Анна Карловна, женщина на редкость милого и веселого характера, которую все без исключения очень любили. Всюду, куда переезжали Бенуа (за петербургское время они переменили три квартиры), создавалась та же теплая патриархальность».

Рисовали Анну Карловну тоже все подряд. Кроме Бакста, "картину" (а не портрет) создал Константин Сомов.

К. Сомов. "Портрет А.К. Бенуа". 1896.



Женщина, которую мы видим здесь, совсем иная, чем шалунья с картины Бакста.

Известно, как эта картина создавалась. Этот портрет, хронологически открывающий ретроспективный ряд произведений Сомова, задумывался всего лишь как оммаж, реверанс Гофману. Анна появилась на маскараде, устроенном в январе 1896 г. ее сестрой Марией Эфрон, в платье «эпохи Директории» и соломенной шляпе с розовым пером, что вдохновило мужа и Сомова — его ближайшего друга, на портретное соревнование. Бенуа в своих воспоминаниях пишет об этом эпизоде так:

"Решено было, что мы будем писать оба, я и Костя одновременно, что сеанс будет происходить у нас в гостиной, у двух окон рядом и что оба портрета будут одинаковой величины, поколенные.
Однако вместо того, чтобы строго придерживаться натуры, мне сразу захотелось изобразить мою подругу в окружении осенней поэзии Ораниенбаумского парка. Атя выделялась бы светлым, слегка голубоватым силуэтом на фоне яркой и разноцветной листвы берез и кленов.
Костя же начал свой портрет без какой-либо предвзятой затеи и с намерением просто и реально передать видимость, однако и он по дороге отступил совсем в сторону и после нескольких колебаний и у него за фигурой Анны Карловны вырос старинный, погруженный в поздние сумерки сад стриженых боскетов, выделявшихся на лимонно-желтом небе. Все это вместе создало очень нежную поэтичность, очень приятную, довольно монохромную красочную гармонию, среди которой розовое перо на шляпе и красный шарф давали особые ноты; гофмановский же характер был подчеркнут тем, что в глубине на фоне стриженой, почти черной листвы, появились две фигуры старичка и старушки в одеждах XVIII века".

Бенуа свою работу вскоре бросил, найти, что стало с этим рисунком, мне не удалось. А вот сомовский стал довольно известным, и когда в 1926 году семья решила эмигрировать, советская власть даже не дала Бенуа его увезти за ценнотью его для истории русского искусства. Так и попал он в музей.

Еще есть вот такой портрет Анны Карловны работы Валентина Серова - как известно, человека желчного и ехидного (1908).
(Кстати, редкий случай явственной улыбки в портрете, о чем мы уже говорили).



Сам Бенуа этот рисунок ненавидел, и даже собственноручно надписал на его обороте:
«Увы, это только одиозная карикатура на мою прелестную Акитцу, которую я сохраняю единственно по ее просьбе».

Позже А. Н. Бенуа расширил характеристику этого произведения: «…я не очень любил это изображение моей обожаемой супруги. Как художественное произведение это великолепная вещь, но как передача характера моей жены портрет далеко не соответствует истине. <… > В серовском… портрете слишком подчеркнуто то, что в характере Анны Карловны было подвижного, веселого, открытого. Получилась какая-то забияка, вакханка. А это не соответствовало действительности. Серов очень ценил в моей жене ее „веселость“ <…> Он любил с ней шутить и, мне кажется, ценил тот род шутливости, который был ей присущ. Но, желая передать именно эту черту, ему нравящуюся, он впал в ошибку и создал некую почти карикатуру. Чрезмерное подчеркивание было ему вообще свойственно…"

Сравнение с её портретом кисти Зинаиды Серебряковой (1924), которая вообще имела тенденцию приукрашивать все женщин, которых реально было приукрасить, говорит о том, что улыбка в принципе Серовым была уловлена верно.



А вот она молоденькая у Бакста (1900)

В воспоминаниях Бенуа очень мило и подробно рассказано, как он за ней долго ухаживал. Вообще, чудесная книжка, правда, громадная.

У Добужинского в 1915.


На двух рисунках мужа (1913 и 1915)



Анна Карловна не написала книг, не издала мемуаров. Но она родила и вырастила троих детей, и была с мужем и в горе, и в радости, и в 19 веке, и в революцию, и в гражданскую, и в эмиграции. Кто знает, что без нее смог бы создать Бенуа.
Мне кажется, это была очень милая, очаровательная пара, не зря все пишут, как здорово было бывать у них в гостях.

А.Н. Бенуа. "Автопортрет", 1893.

• Telegram channel