Эта выставка — очередное, и при этом крайне наглядное подтверждение того, что ни интернет, ни репродукции в книгах не способны заменить знакомства с реальными произведениями художника. Картины, знакомые с детства по учебникам, открыткам и журналу «Юный художник», при встрече лицом к лицу оказываются совсем не такими, какими их представляешь, и производят намного более сильное впечатление. Отчасти — именно из-за контраста между образом этого произведения в памяти, и тем, какими они являются в жизни.
Взять, к примеру, пейзажи Верещагина, от которых ожидаешь большого размера — с такой невероятной тщательностью они написаны, таким множеством подробностей они наполнены. На выставке же нашим глазам предстают небольшие картины, иногда размером с обычный бумажный лист. И от этого мастерство Верещагина восхищает еще сильнее, ведь он работал практически как художник-миниатюрист.
Батальные сцены с умирающими солдатами или отрезанными человеческими головами оказываются монументальными полотнами. Их персонажи — крупнее человеческого роста, больше, чем взирающие на них зрители. И от этого психологический эффект становится гораздо сильнее: эти трагедии подавляют и пугают намного больше, чем ожидаешь, несмотря на жизнерадостный солнечный колорит большинства полотен Верещагина.
Читать меня дальше и смотреть мой фоторепортаж
на сайте "Артхив"
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
Best
shakko.ru
March 14 2018, 12:37:18 UTC 3 years ago Edited: March 14 2018, 12:37:58 UTC
Прижизненные выставки Василия Верещагина, как известно (а кому неизвестно, тот может прочитать), вызывали скандалы, их закрывали, многие картины цензура запрещала. Художник периодически оскорблял чувства патриотов и верующих. Картину «Воскресение», написанную под влиянием тогдашнего властителя атеистических умов Эрнеста Ренана, в Вене возбужденный католик облил медным купоросом. Верещагин даже «переложил револьвер из заднего кармана в боковой», когда «какой-то сумасшедший, проповедовавший перед моими картинами, все спрашивал мой адрес» (этот фрагмент из письма художника жене приведен в каталоге). Но нынешнюю публику возмутило другое.
Как ни удивительно, но не картины, а их рамы вызвали у вернисажных зрителей раздражение, граничащее с возмущением. Портрет «Отставной дворецкий», обрамленный золоченой резной рамой, площадью превышающей само изображение, был многократно воспроизведен в том крохотном фрагменте социальных сетей, где водятся профессиональные любители искусства. В горячих комментариях тут же виновником объявлялся музей или безвкусный заказчик картины (никакого заказчика у цикла о простых русских людях не было). Я комментаторов понимаю: рама возмутительно богата, золото глаза застит.
В выпущенной к выставке книге есть две статьи, для подобного издания нехарактерные: авторства Ирины Альтер о выставочной деятельности Верещагина и его новаторских способах экспонировать картины и «Говорящие рамы» Светланы Соловьевой. Хотя именно о раме «Отставного дворецкого» в каталоге ничего не сказано.
В статье Соловьевой разобраны более серьезные примеры важности для Верещагина массивных рам, декор которых был тщательно продуман и торжественен, как подобает обрамлению героических полотен. Автор рассказывает в основном о текстах на рамах, являющихся не аналогами современных подписей под репортажными фотографиями (такое мнение встречается, когда Верещагина объявляют военкором), а назидательными надписями на памятниках и эпитафиями. «Ляжем костьми, не посрамим земли русской, мертвые сраму не имут» — на картине «Нападают врасплох» воспроизведены слова князя Святослава из летописи Нестора. В иллюстрациях к статье рамы подписаны как картины: «Дерево, лепнина, крупнозернистая присыпка, резьба, блестящая и матовая позолота. 174х244. Размер по внутреннему краю 124х193».
Признаться, никогда в жизни я не рассматривала раму «Апофеоза войны», а ее благородная величественность того стоит — отвлекали страшные черепа, зловещие вороны и мысли, что Сальвадору Дали такого не снилось. А вот глядя на заурядного, тактично говоря, «Отставного дворецкого», только о раме и думала.
Верещагин, рассказывает Соловьева, предполагал на всех картинах раннего цикла «Варвары» вырезать цитаты из Корана. «Очевидно, эта идея была навеяна ему многочисленными арабскими надписями на стенах древних сооружений Самарканда». Арабского Верещагин не знал, но был, как видно, зачарован красотой восточного шрифта, как и резьбой двери Тамерлана или колонн самаркандского дворца, которые в картине «Представляют трофеи» занимают центральное место. Вообще, предметный мир и всякая прекрасная «прикладнина» возбуждали его талант. Но, что делать, чужую красоту он понимал лучше родной.
Русский цикл Верещагина — поздний и не слишком, будем честны, удачный. Но достаточно посмотреть на соседние с «Отставным дворецким» картины — «Иконостас церкви Иоанна Богослова на Ишне близ Ростова Ярославского» или «Резной столб в трапезной Петропавловской церкви в селе Пучуге Вологодской губернии» (в сущности, портрет балясины), чтобы понять, почему у изображений «незамечательных русских людей» такие избыточно массивные рамы. Они своего рода киоты, пусть и вопиюще, на наш взгляд, безвкусные.
Непривычно, но в каталоге выставки многие картины воспроизведены с рамами. Понятно почему, но глаз режет. Придется, однако, смириться из уважения к классику. Он на своих выставках обрамлял даже фотографии отсутствующих картин, что, на современный взгляд, похуже, чем безвкусица.
http://www.theartnewspaper.ru/posts/5460/
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →