Но влюбился Нестеров в старшую дочь, которая не отличалась пугающей красотой своей матери.
Елена Прахова как "Святая Варвара" Нестерова.
Эмилия Прахова как "Богоматерь" Врубеля (фрагмент)
В своих воспоминаниях Нестеров пишет о первой встрече: «Напротив [Эмилии] Праховой за самоваром сидела, разливая чай, девушка лет шестнадцати-семнадцати, тоже некрасивая, худенькая, на редкость привлекательная. Это была старшая дочь Праховых Леля. Она как-то просто, как давно-давно знакомая, усадила меня около себя, предложила чаю, и я сразу и навсегда в этом шалом доме стал чувствовать себя легко и приятно. Леля, благодаря своему милому такту или особому уменью и навыку обращаться в большом обществе с людьми разными, всех покоряла своей доброй воле и была общей любимицей».
Нестеров оказался так влюблен, что не побоялся писать с Лёли в соборе образ святой Варвары.
Эскиз для "Святой Варвары"
«Художник находил ее талантливой, необычайно чистой и доброй и выбрал ее в качестве модели для образа святой Варвары в соборе. Но в результате сходство святой и Лёли оказалось так велико, что одна из высокопоставленных киевских дам заявила: „Не могу же я молиться на Лёлю Прахову!“. От Нестерова потребовали переписать образ, и ему пришлось изменить позу и лицо святой».
Кампанию против «Святой Варвары» возглавила графиня Игнатьева Софья Сергеевна, жена киевского генерал-губернатора А. Игнатьева, урожденная кн. Мещерская. Нестеров рассказывал, что вице-губернатор Федоров, стоявший тогда во главе комитета и хорошо относившийся к Нестерову, вынужден был передать ему, что комитет требует переписать голову Варвары, уничтожив сходство с Е. А. Праховой.
Фреска в Киеве с измененным лицом
Сам Нестеров позже писал в своих мемуарах:
«Голова св. Варвары… была ненавистна киевским дамам, и они добились, чтобы меня вынудили ее переписать. С огромным трудом удалось Васнецову уговорить меня сделать эту уступку… Конечно, голова Варвары после этого потеряла то, что меня в ней радовало. Это была самая крупная неприятность, какую я имел за время росписи Владимирского собора».
Повторения фрески, которая пользовалась большой популярностью и даже проникла в иконопись
Взамен Нестеров летом того же 1894 года задумал написать картину по первоначальному замыслу «Варвары»: «усеченная глава Варвары покоится на земле, и широко раскрытые очи ее блаженно взирают на небо, а коленопреклоненное тело Варвары в белых одеждах еще продолжает простирать руки навстречу мученическому венцу, ниспускающемуся с высоты. Некий юноша с благоговением дивится этому „чуду“, происходящему на фоне горного южного пейзажа». Картину он назвал «Чудо».
Он написал ее в Уфе летом 1895 года, однако показал лишь в 1898 году. артина появилась в 1898 году на «Выставке русских и финляндских художников», организованной Дягилевым, привлекла сильное внимание — ее взяло на выставку Мюнхенское художественное общество «Secession».
Один из эскизов
Все это время Нестеров продолжал работать над ней — всего работа заняла 27 лет. В 1923 году, когда «Чудо» решили на выставку советских художников в Северную Америку, Нестеров писал Турыгину: «Я даю переписанное „Чудо“ под названием „Святая Варвара“; теперь и прежде разница та, что прежде у Варвары голова валялась на земле, сейчас она на плечах; а тебе из опыта известно, что куда лучше, когда голова на плечах». Но это резкое усиление реалистического элемента не удовлетворило художника. С. Н. Дурылин свидетельствует, что 22 июля 1942 года на его вопрос о судьбе «Чуда» художник ответил: «После американской выставки картина была мною уничтожена, и на ее холсте в разное время написаны небольшие этюды. Этим все и кончилось». От картины уцелели лишь фигура юноши и голова Варвары.
Уцелевший фрагмент картины "Чудо"
То, что художник так долго продолжал работать над "Чудом" -- было своего рода памятником неосуществленной любви. Хотя он необыкновенно нежно относился к Лёле, ничего у них не сложилось. Он писал, что она была человеком, хорошо понимавшим его: «Ту область моей души или духа, которая и была источником моего творчества, „Варфоломея“, „Димитрия-царевича“ и других моих картин, тот уголок моей природы, моей творческой души знали очень немногие — двое, трое. Знала о ней покойная мать, догадывалась Лёля Прахова…»
При этом это не была такая пылкая страсть, чтобы ради нее сворачивать горы и добиваться руки девушки во что бы то ни стало. В 1897 году Нестеров писал о ней другу: «…эта прекрасная девушка, с которой я взял когда-то тип своей великомученицы Варвары и был недалек от того, чтобы влюбиться в нее и связать ее судьбу со своей. Теперь, к сожалению, это поздно, все хорошо в своё время… Но что мечтать о том, что несбыточно». На следующий год: «Если бы мне было суждено когда-либо жениться вторично, то никого бы я не желал иметь своей женой, кроме этой талантливой и необычайно доброй и чистой душой девушки. Но… увы и ах!». В 1899 году, «после десятилетней дружбы», он все-таки сделал ей предложение. К этому времени Нестеров был уже вдовцом с малолетней дочерью на руках.
Лёля приняла предложение, но вскоре помолвка расстроилась.
По семейному преданию, свадьба не состоялась из-за матери девушки. "Эмилия Львовна [мать Елены] была дамой с придурью. (...) Она была довольно властным человеком — эдакая домашняя Салтычиха. Эмилия Львовна испортила жизнь своей дочери Елене. В неё был влюблен тогда малоизвестный художник Михаил Нестеров и даже якобы сделал ей предложение. Но Эмилия Львовна воспротивилась, сказав, что Лёля достойна лучшей партии. В итоге Елена так и не вышла замуж".
Кстати, примерно в то же время, когда Нестеров сделал предложение Лёле, в 1899 году, у него родилась внебрачная дочь от другой женщины -- Юлии Николаевны Урусман, с которой он находился в связи долгие годы и имел, по некоторым данным, троих детей. Эту женщину -- на которой он тоже не женился, он оставил только в 1902 году, ради своей второй женитьбы, на классной даме своей старшей дочери Ольги.
UPD: гм, сверила по датам, все еще веселее. Его любовница Юлия Урусман беременна 1-м ребенком -- и в это время он делает предложение Лёле. Свадьба не состоялась, подозреваю, по этой причине. Спустя несколько лет Урусман беременна 3-м ребенком -- и после трех недель знакомства с учительницей своей старшей законной дочери Нестеров делает ей предложение, и тут оно оказывается принятым. Классический случай свинства и панической реакции на беременность.
***
В 1913 году Нестеров писал дочери Ольге об этой старой деве так: «…Как часто (и все чаще и чаще) я вспоминаю Лёлю -этот источник поэзии и истинного художественного] вдохновения. Она старенькая, с обручиком на немногих седеньких оставшихся волосах (помнишь, какие были пышные?) сидит себе посейчас, а около нее идет жизнь, и догорающие лучи былой Лёли еще греют тех, на кого они упадут…». На мой взгляд, довольно жестоко.
Она так никогда и не вышла замуж. Умерла она в 1948 году в Киеве в возрасте 77 лет.
***
Писали Прахову и другие художники, тусовавшиеся в то время в Киеве.
Васнецов. Портрет Елены Праховой. 1894
Помимо стандартного портрета, Васнецов использовал ее облик для создания образа Царевны Несмеяны.
Прахова много занималась вышиванием, и по эскизу Васнецова вышила плащаницу для Киевского собора.
Возможно, не обошел Лёлю в своем творчестве вниманием и Врубель. Считается, что «Царевна-Лебедь» Врубеля — изображение его жены Надежды Забелы в оперной роли, однако «никаких прямых связей со сценической трактовкой „Царя Салтана“ в картине нет, и сама царевна даже не похожа на Н. И. Забелу — совсем другое лицо, в отличие от „Морской Царевны“, где портретное сходство несомненно. Н. А. Прахов находил в лице Царевны-Лебедь сходство с его сестрой, Е. А. Праховой. Вероятнее всего, Врубель придумал лик Царевны, в котором отдалённо отразились и слились черты и его жены, и дочери когда-то любимой им женщины, а может быть, и ещё чьи-то».
А вот еще один портрет, кисти Александра Мурашко. Это уже 1905 год, когда стало ясно, что в личной жизни у нее ничего не будет.
..."Она старенькая, с обручиком на немногих седеньких оставшихся волосах (помнишь, какие были пышные?) сидит себе посейчас, а около нее идет жизнь, и догорающие лучи былой Лёли еще греют тех, на кого они упадут"...
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
Best
filin7
February 25 2018, 16:50:20 UTC 6 years ago
-- Но тут вопрос не техники живописи, а элементарной человеческой чистоплотности, духа высокой морали (обычная мораль тоже высокая), профессиональной честности. Вот представим. Живёт девушка, она непривлекательная внешне, некрасивая. И тут появляется в городе нанятый работник, расписывать собор. Увидел девушку и бросил вызов обществу и небу: я так изображу некрасивую, что благодаря моему мастерству подбора красок все в ней признают красоту, при том девушка останется узнаваемой! -- Вот только я сомневаюсь, спросил ли он у девушки дозволенья поиздеваться. А ведь издевательство, к которому был подмешан и низменный флирт (намёки на сватовство и прочее), наверняка поломало несчастной всю жизнь. Действительно, представьте, что некто Леля обрела статус, как сейчас говорят, светской львицы (ну или салонной дамы), хотя для 16-летней девушки такое не подходит. И вдруг её портрет в соборе, в качестве иконы. И прообраз вот он, живёт за углом. Разумеется, возмущение горожан было законным. Но и этим не кончилось. Больной на голову рисует ту же Лёлю с отрубленной головой. Потом голову приставляет к телу. Это нормально? Что чувствовала сама Лёля, кто-то догадывается? Я догадываюсь. И она не была натурщицей. Она была жертвой маниака.
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →