...по словам Роба, в итоге, фильм «Take That: под запись» — это «все-таки немного подстава». Главный повествовательный трюк в кульминации — четверо музыкантов сидят в отеле — сидят как на иголках, что заметно, — ожидая, придет ли к ним Роб или нет. Фильм как-то так дает понять, что и он сам вроде как знал такой сценарий, но сделал сознательный выбор не присоединяться к ним. А по правде если — то о таком повороте он и не подозревал. Он дал интервью, да, но у него и мысли не было присоединиться к бывшим товарищам в этом фильме. Помимо прочего, он знал, что если уж когда-нибудь он с Гари Барлоу и вновь окажется в одном помещении, то кинокамер там точно не будет.
На экране это все усилилось — после того, как им на камеру сообщили новость о том, что Роб не появится, — тем, что создатели фильма показали далее. Роба попросили записать послания для каждого из четырех, но ему сказали, что все члены группы такие послания друг другу записывают. Он сказал хорошие слова — примиряюще-извинительные Хауарду, Джейсону и Гари, Марку — прямые комплименты, но он не знал, что сказанное будет помещено в такой контекст: Вот ваш знаменитый товарищ по группе — он решил вас подвести, но несколько слов все-таки записал. Посмотрев эту программу, которая получила огромный телевизионный рейтинг и вернула популярность группы Take That, Роб расстроился.
«Хотел бы я заранее знать, что такое получится, — говорит он. — Тогда бы я, наверное, все по-другому сделал. Мне грустно, что меня не было в конце. Еще печально, что парней заставили поверить в мое появление на общей встрече в финале. Они ведь на самом деле подумали, что я сейчас в двери войду».
***
Неизжитые чувства Роба по поводу времени в Take That никогда далеко не уходили, но документальный фильм, похоже, всколыхнул их с новой силой. Особенно та часть, где Найджел Мартин-Смит сказал: «Ну чего ж я сделал-то? Что я сделал, Роб? Я тебя вытащил из Сток-он-Трента… Я его сделал популярным… посмотрите, где он сейчас… Я ему карьеру обеспечил, как мне это представляется».
Вопрос Найджела — Ну чего ж я сделал-то? — задан настолько впрямую, что Роб посчитал себя обязанным ответить. В Мексике, занимаясь продвижением нового на тот момент альбома Intensive Care, Роб сел и написал своему бывшему менеджеру очень длинное письмо. «Меня просто прорвало, — говорит он, — я пока письмо писал, рыдал всю дорогу. Наляпал ошибок орфографических и абзацев бессмысленных наставил, но поправить даже ничего не мог, отправил как есть».
Пишу просто потому, что воспоминания нахлынули снова, так что уж потерпи меня. Почти все, что ты сделал, заблокировано. Но ради данного имейла и твоего замечательного совершенно вопроса — что я сделал? — постараюсь напрячься и покопаться в самых темных чуланах моего мозга. Давай посмотрим, что в ящике Пандоры.
Оказалось, что ящик Пандоры битком набит: наружу вырывались горькие, злые, мрачные воспоминания одно за другим, а еще и цепочка очень конкретных, в деталях описанных, инцидентов с разъяснениями чувств Роба по каждому из них. Иногда ты пишешь что-то, прекрасно понимая, что адресат твои слова поймет так, как тебе нужно, потому что начать с того, что если б твои слова вообще до него доходили бы, то и не возникало бы тех ситуаций, что ты описываешь.
Но даже при этом каждое слово нужно произнести.
Излив все, Роб послал текст электронной почтой Найджелу Мартину-Смиту. Ответа не получил.
Но письмо это он также послал и четверым своим бывшим коллегам по группе. И со временем то, что до него дошло — прямо или косвенно, — станет самым важным вообще. Потому что он все это долгое время оставался наедине со своими воспоминаниями и своей правдой о том, что имело место, и более всего он нуждался в том, чтоб ему сказали слова, которые теперь стали долетать до него: "Да. Это все происходило".
***
В предшествующие годы Роб отчасти восстановил дружбу с Марком, который в группе был ему самым близким другом, но примерно в это время у него неожиданно установился контакт с Джейсоном, с которым как раз отношения были трудными. Так получилось, когда Take That в формате четверых начинал планировать камбэк-тур. Роб с Джейсоном стали регулярно созваниваться и разговаривать. «Это вообще странно, — говорит Роб, — потому что казалось, что единственным, с кем я мог достигнуть какой-либо ясности, оказался Джейсон. Потому что по какой-то причине мы тогда нуждались друг в друге. Он совсем не был уверен в том, что хочет во всем этом деле участвовать, и спрашивал меня, что я думаю, и мы так хорошо разговаривали, часа по два-три, что мне вообще не хотелось трубку вешать. И здорово было начать общаться с ним снова, причем не тая никакой злобы — она вся ушла».
(...) 2006 год. Тогда Роб не рассматривал всерьез воссоединение с группой, но он таки предложил свою оливковую ветвь — согласился сняться для голограммы, которую они смогли бы использовать в туре 2006 года, чтобы каждый вечер «Could It Be Magic» начинался с парящим над сценой Робби. Как будто он здесь.
(...) Упрощенная версия того, как пятеро из Take That наконец-то собрались вместе, та, которую они обычно рассказывают, такова: реюнион произошел в лосанджелесском доме Роба летом 2008-го, там все рассказали про старые обиды, нашлась общая почва и начался процесс оздоровления. Такое действительно произошло, но путь к этому чуть более сложен.
Впервые все пятеро снова встретились в мае 2006 года в отеле в Челси, через несколько месяцев после эфира документального фильма про них. Take That проживали в этом отеле, поскольку давали камбэк-концерты на Уэмбли, а тогдашнее лондонское жилище Роба находилось в двух шагах практически. В один из вечеров он в лобби отеля дождался, когда они вернутся с концерта, и они все поднялись в один из номеров, чтобы поболтать. Там, конечно, много смеялись, вспоминали, но многое так и осталось невысказанным. Как позже скажет Джейсон: «Много воды не протекло под мостом, а осталось загнивать».
Роб, конечно, прекрасно чувствовал весь этот разлитый в воздухе дискомфорт, но один из моментов автобиографии Гари Барлоу его расстроил более всего — про реюнион. «Прочитать, что наша встреча не была… — он не решается сказать, — той почти прекрасной, как я думал». В своей книге Гари в деталях описывает два вечера разговоров — напряженных, хотя почти всегда дружелюбных, но есть у него неуютное описание одного краткого эпизода — как они все вместе в определенный момент поднялись и Роб сказал: «Поглядите, вот Take That». Процитировав Роба, Гари далее просто добавляет: «Никто ему не возразил», и это делает всю картину менее душевной, но более странной.
В любом случае общий портрет Роба на тех встречах, который он [Гэри] рисует, — не очень добрый: "Пока я шел в отель, я не успел подумать, как я буду реагировать, увидав Роба. Время, наверное, лучший доктор, но все же каждый раз, когда я его вспоминал, я думал: ну и мудак же ты. Никто в жизни мне такого ущерба не нанес. Никто мне столько плохого не сделал и не сказал. Ни у кого такого не получалось даже близко. И тем не менее, когда я там сидел, я не чувствовал ничего. Я смотрел на него и думал: ты же просто такой же парень, как и мы все… Вот со всем тем, что у него есть, — всем: деньгами, славой и ловушками успеха — позитивного в Робе мало… Время, проведенное снова близ Роба, напомнило мне каким, я сам был: совершенно помешанный на себе самом, работающий, работающий, работающий — просто чтобы оставаться там, где я есть, и совершенно не видящий мир вокруг".
* * *
В 2008-м, когда Роб жил в Лос-Анджелесе и все еще мучился с выбором — остаться ли ему отшельником или в один прекрасный день присоединиться к миру, — он получил известие, что Take That приезжают в город на запись альбома The Circus. И не хотел бы он встретиться?
«Это было как сценарий свидания с красивой девочкой, — вспоминает он. — Идти, не идти? Или обосрусь? Или буду неправильно общаться? Не хотелось выставлять себя в плохом свете, не хотелось все испортить. А там четверо ребят, с одним у нас большая проблема. И я не видел Хауарда, не знал, как он на меня отреагирует, а также Марк, с которым мы были лучшими друзьями, а теперь и не знаем друг друга. В общем, вот это все. И — их четверо, а я — один». (...)
В конце концов он объявился. И все было прекрасно, помимо одного момента. Но момента важного. «Я все еще не мог смотреть на Гари, — говорит Роб. — Не мог на него смотреть. Некоторые вещи я должен был сказать, снять с души своей. И наверное, я смущался из-за того, что сказал, публично притом, притом недоброе. Откуда мне было знать, как ему это все? Но также, что для меня более важно, некоторые вещи я должен был высказать ему: это, это, это и вот это».
Но не здесь, не сейчас.
Следующим вечером все они отправляются к нему домой. Он приглашает их в пустую гостиную, где софы поставлены буквой П. Там и происходил разговор.
«Парни, чтобы что-то у нас сдвинулось с места, я должен снять камень с души, а вы все должны меня выслушать. Помню, Газ начал… — Роб изображает тяжкий вздох. — Ну давай, раз так. Было действительно очень важно, чтоб я рассказал историю со своей позиции, почему я говорил то, что говорил, почему сделал, что сделал, и думал, что думал. Мы сели на софу мою, и я просто выбросил из себя все, что держал внутри десять или пятнадцать лет. Что мне приходилось держать внутри и очень нужно было высказать. Парням и особенно Газу. Ну и вывалил. А он сказал свое слово. И оказалось, что мы оба достаточно зрелые, чтобы в подходящем месте выслушать это».
И в одной этой беседе расплавилось все.
«Мы такие: „Окей, с этим я могу жить…“, „Угу, окей, я могу жить с этим“, „Ты принес извинения, я принес извинения — зачтено!“ А час спустя мы с Газом у меня на кухне валялись на полу от хохота. Душевный хохот. Мне кажется, гора с плеч у обоих».
* * *
«После той встречи, — говорит Роб, — мы стали лучшими друзьями. С Газом я себя почувствовал так, как никогда в Take That: я его понимаю, он меня понимает. Это было, блин, очень здорово, а есть же всякие дебильные группы, которые не могут, сука, воссоединиться из-за какой-то детской ерунды. И тут я из Стока и он из Фродшема, и мы общее находим очень-очень быстро. И это было прекрасно. Да, был у меня период, когда я его очень не любил — из-за того, каким он был, как мне казалось, человеком в молодости. И все это порождено реальной болью, а потом такая злость умерла, и это стало отчасти даже моей фишкой. Стало чем-то, что я делаю не задумываясь. Люди обычно начинают рассуждать: дескать, ты должен это преодолеть, изжить, остановить, двигаться дальше… А люди-то так не делают. Нормальный человек в повседневной жизни будет ненавидеть того, кто его задел в пабе двадцать лет назад. И то, что я селебрити какой-то сраный, еще не значит, что я эмоционально зрелый».
Но теперь он наконец нашел способ отпустить все это. «Я даже не осознавал, какой тяжелый груз на моих плечах, — делится он. — Все не сказанное за почти всю жизнь, пять лет — твой первый вечер, выход во взрослую жизнь, подростковые годы, что называется. Фантастикой было б не иметь их».
(...)
Летом 2009 года Гари Барлоу отдыхал в Лос-Анджелесе с женой Доун и детьми. Роб пригласил его на викторину — время от времени, на полурегулярной основе, субботним вечером в доме Уильямсов собираются друзья. Там же оказался английский журналист Алекс Билмес, который только что взял у Роба интервью для журнала GQ. В интервью Роб сказал Алексу, что когда покончит со всеми текущими планами, «я собираюсь поиграть с моими товарищами». Читай — с Take That. И он попросил Алекса подтвердить Гари, что он это говорил. (...)
«Я поехал в Малибу, где он снимал дом. А он себя очень мило вел, очень гостеприимно. Прям с распростертыми объятиями. У него там был маленький кабинет с компьютером с двумя динамиками, и он говорит: „Вот какая идея у меня есть“. И включил мне „Shame“, инструментальную версию, и сам напел мелодию. Потом пошел в уборную, а песня на репите играла, так вот: когда вернулся, я уже напевал, но — другую мелодию. И он такой: ах, дорогой, ты что ж это делаешь, нет-нет, послушай, как тут у меня… Совершенно в шутку и очень-очень смешно. Но вообще он был, блин, прав — мелодия его прекрасна, ничего там другого не требуется вообще. Потом мы вместе сели, и я стал предлагать текст. И так все легко и быстро пошло — Айда с Доун поехали куда-то, когда мы начали сочинять, а к тому моменту как они вернулись, мы уже все дописали».
У Роба была полуоформившаяся идея дуэта в стиле «что бы ты ни сумел сделать — я сделаю лучше». Но она почти сразу изменилась. «Получилась история про нас, — говорит он. — Это одна из тех песен, иногда возникающих, которые, когда сочиняешь их, — плачешь».
Источник:
Выписки из книги Крис Хит. "Robbie Williams: Откровение" (АСТ, 2018), моя рецензия на книгу тут.